Генерал Котян снова взялся за микрофон, приказал по-армянски остановиться. Они сделали круг и остановились на улице Лазо совсем рядом со зданием МНБ. Рядом был парк.
– Прогуляемся?
– Предпочитаю поговорить в машине. – Гагик Бабаян не знал сидящего рядом человека и не верил ему.
– Как знаете. – Генерал Котян отпустил хромированную ручку двери машины, развалился на черной коже сиденья. – Ваше имя действительно назвал мне генерал Дарбинян. Он назвал мне его в ответ на вопрос – есть ли здесь человек, которому можно доверять абсолютно. Это вы, майор Гагик Бабаян.
Доверять абсолютно…
– Товарищ генерал, не думаю, что я заслуживаю такого доверия.
– Заслуживаете. Заслуживаете, молодой человек, и еще как. – Генерал Котян потянулся к отделанному деревом бару, выудил маленькую бутылочку коньяка, хрусталь. – Будете? Тридцать лет выдержки.
– Нет.
– И это – дело ваше. Говорят, когда у вас там все это было – коньяк заливали в бензобаки. Господи, когда же мы оправимся от всего этого…
Гагик Бабаян не ответил.
Генерал налил себе в бокал коньяка, со вкусом выпил.
– Теперь к делу. Вы знаете русский язык? Отвечайте по-русски.
– Да, товарищ генерал…
– Почти без акцента, хорошо. Где научились? Очень сложно спрятать акцент, впрочем, это не всегда нужно делать.
– В семье не говорили по-армянски. Я наполовину русский.
– Это хорошо. А где ваша семья?
Гагик Бабаян был уверен, что генерал это и так знал.
– В Сумгаите…
– Живы? – не смутился генерал.
– Нет… – глухо сказал Гагик.
– Сочувствую. Действительно сочувствую, хотя мы, армяне, попадали в такие ситуации столько раз, что у нас уже не должно остаться слез, чтобы оплакивать своих убитых. Мы были народом, который должен был умереть, потому что так решили люди, имевшие власть. Но мы выжили. Теперь мы народ, который должен выжить. Несмотря ни на что. Никто нас не защитит, кроме нас самих. И каждый армянин должен все сделать для того, чтобы его народ выжил. Мы должны быть сильными, чтобы Сумгаит никогда не повторился в истории нашего народа. Вы с этим согласны?
Гагик не был с этим согласен. Хоть он был маленьким тогда – кое-что он успел запомнить. Когда он ходил в садик, в его группе были ребята разных национальностей – армяне, азербайджанцы, русские, украинцы, курды, был даже грек. Сумгаит был молодым городом, он заселялся комсомольцами, ехали сюда со всех уголков Советского Союза. Из детей в саду мало было тех, чья кровь была чистой – обычно были смешанные браки, немало было и браков армян и азербайджанцев. И никто тогда не задумывался над тем, кто какой национальности, они все звали друг друга по именам, а не как сейчас. Сейчас называют друг друга – армян, азербот, русист, хохол. Почему-то именно так, даже не попытавшись вспомнить имя. В садике было так – а вот когда Гагик пошел в школу, было уже по-другому. Были три группы хулиганов, они охватывали с первого по десятый классы – русские, армяне и азербайджанцы. Русские дружили с армянами, потому что азербайджанцев было ощутимо больше, а вот немногочисленные украинцы дружили с азербайджанцами. Азербайджанцы могли запросто позвать кого-то из старших вмешаться в пацанскую разборку, не прекратить ее – а именно вмешаться, помочь. И тогда приходилось спасаться бегством, потому что за азербайджанских пацанов вступались здоровые лбы, азербайджанцы вообще жили очень сплоченно и всегда вступались друг за друга.
Чтобы не произошло того, что произошло в Сумгаите, – армянский народ должен быть сильным. Трудно что-то возразить.
Но все равно Гагик, если бы он мог выбирать, предпочел бы не сильную Армению, которую все боятся – а большую, единую страну, где все дети ходят в детский сад вместе и никто не называет друг друга – армян, азербот, русист, хохол…
– Да, товарищ генерал…
– Вижу, что нет. Но это неважно, потом поймете. Старое не вернешь, в одну реку не войти дважды. Мне говорили, что вы были при Ходжалы, это правда?
– Да, товарищ генерал.
– Тогда скажите, то, что произошло в Ходжалы… справедливо?
Каменистое, выстуженное ветром поле. Узкая горная тропа. Лес вдалеке. Вьющаяся над землей белая поземка. Алая кровь, испятнавшая снег…
– Нет, товарищ генерал. Тогда мне стало стыдно за то, что я армян.
– По крайней мере, вы не стали мне лгать, майор. Это хорошо, нам долго работать вместе, и вы должны понимать, что лгать мне – бесполезно, я вижу людей насквозь. То, что произошло под Ходжалы, – это и в самом деле несправедливо. Несправедливость рождает еще большую несправедливость, и Сумгаит породил Ходжалы. Нет, это не расплата. Это закономерный итог озверения людей, но это и еще кое-что. Когда противник не знает твоей силы и не верит в нее – тебе приходится совершать нечто подобное, чтобы устрашить людей. Чтобы противник знал, что на зло будет отвечено еще большим злом. Мало кто решится воевать со страной, воины которой могут казнить целый город от первого до последнего человека. Азербайджанцы трусы, и их трусость в помощь нам – но когда их больше, они становятся сильными и могут напасть. Вы слышали про азербайджанский нефтяной проект?
– Да слышал.
– Мало того что их намного больше, чем нас, – они становятся сильнее. Намного. Мы знаем, что они собираются закупить у Белоруссии и Украины две эскадрильи самолетов, а все, что мы можем им противопоставить, – это один самолет-истребитель
[105]
. Турки готовы поставить им все, что они пожелают и за что заплатят, это почти что один народ, и не надо сомневаться – в войне против нас будет воевать не только Азербайджан, но и Турция. Сейчас идет раздел дна Каспия, они становятся все сильнее и сильнее. Нефть делает их сильными – а у нас нефти нет. Но у нас есть люди, которые занимают разные посты в разных странах. Эти люди – армяне. Если мы попросим их помочь обеспечить безопасность всего армянского народа – неужели они откажутся?
– Для чего вы мне это говорите, товарищ генерал?
– Для того, майор Бабаян, что вы как никто другой знаете – как бежать из растерзанного города, оставляя за собой трупы родных. Для того, что вы сделаете все, чтобы это не повторилось…
