– У нас не хватит сил, – мрачно ответил Кузнецов. – Имеющимися мы можем захватить британского добывающего офицера
[132]
, но не лидера террористической организации вместе со своими телохранителями. Сколько адресов?
– Основных – два. И тот и другой.
– Прекрасно.
– Я хочу принять участие в операции.
Иван Иванович взглянул мне в глаза, покачал головой.
– Не стоит. Вам и так хватило на сегодня. Лучше вам либо домой, либо в больницу.
– Пока не раздавлю этих тварей, не успокоюсь. Из-за них она…
Из-за них ли? Может, из-за меня?
– Как знаете.
– А насчет сил…. Насколько я помню, сигнал тревоги, разработанный к предыдущей операции, еще действует?
– Должно быть…
– Вот и необходимые силы. А мне надо заехать домой и кое-что взять.
Правильно ли я поступил тогда? Не знаю. Если рассуждать о правильности поступков – тут надо начинать с того самого первого дня, когда мне предложили убивать людей, а я согласился. Хорошо ли убивать людей? А если эти люди тоже убивают людей? А если эти люди не остановятся, пока их кто-то не остановит, например – ты. Лично ты, не перекладывая на других, своими собственными руками.
Знаете… Можете смеяться, но я против смертной казни. Против войны. Против убийства вообще. Потому что когда ты убиваешь человека, что-то умирает внутри тебя самого. Я это знаю. Не понаслышке…
Средиземное море
Десантный корабль «Адмирал Колчак»
Ночь на 30 июня 1992 года
На большом десантном корабле жизнь достаточно однообразна. Если не начинаются боевые действия, конечно. Подъем – во флоте это семь часов утра по местному времени. Зарядка, завтрак. Потом подготовка посерьезнее – физическая. За неимением возможности бегать – по палубе десантного корабля, с которого ведутся полеты, не побегаешь, поэтому больше налегали на тяжелую атлетику и отработку приемов рукопашного боя. Потом теоретическая подготовка и обед. А после обеда – так называемая боевая подготовка. Это либо стрельба, либо плавание, либо отработка типовых задач. Например, если типовая задача – эвакуация пилота сбитого над морем самолета, то зависает вертолет, спускается трос – и вот ты таскаешь манекен туда-сюда. Ты его в вертолет затащил – а сверху его в воду бросили, и опять снова-здорово. Личное время после ужина, потом сон – в койку, как в пропасть, проваливаешься. А если боевые операции ведутся – иногда вообще поспать по часу в день удается. В учебках на факультете разведки во время выпускного экзамена так и учат – экзамен длится семь дней, и за это время курсанту на сон выделяется семь часов. Вот так – хоть стой, хоть падай. Хоть отчисляйся – никто и слова не скажет, не можешь – так не можешь. Впрочем, у сухопутных разведчиков есть экзамены и похуже – там не только спать не дают, но еще и не кормят во время полевых занятий. В поле как хочешь – так и питайся. Хоть мышей лови, хоть траву ешь – твое дело, личное.
Сирена резанула по ушам, когда часовая стрелка перешла цифру «единица» и двинулась к цифре «два». Учебная тревога – они объявляются именно в такое поганое время, когда организм не успел за счет сна снять усталость. Чаще всего учебные тревоги заканчиваются построением на палубе по секундомеру, после чего объявляется благодарность по службе и проклинающие все и вся моряки идут досматривать свои сны. Точно так же должно было быть сегодня – но когда невыспавшиеся моряки высыпали на палубу, они увидели, как корабельные техники выстраивают на палубе в ряд черные транспортно-боевые вертолеты, лихорадочно дозаправляют их, причем все одновременно
[133]
, и подвешивают вооружение. И вот тогда-то они поняли, что тревога – отнюдь не учебная…
Тягачи-электрокары выкатывали на палубу плоские зеленые ящики.
– Получить дополнительное вооружение и боекомплект!
А вот это уже совсем скверно.
Еще со времен замирения в армии был введен порядок – личное оружие солдата должно быть не дальше, чем он может до него дотянуться. Обедаешь – оружие с собой, спишь – оружие у кровати, идешь в сортир – оружие рядом. Но помимо оружия существовали дополнительные приспособления к нему, и вот они-то выдавались перед операцией, в зависимости от того, какая операция намечалась.
И вот сейчас-то, получая по четыре боекомплекта (для автомата это шестнадцать снаряженных магазинов), навешивая на свои автоматы подствольные гранатометы, стрелковые модули двенадцатого калибра
[134]
, проверяя батарейки в термовизорах, все понимали, что на сей раз – точно не учения. Такое снаряжение могло быть выдано, если ожидается длительный и жестокий бой в городских условиях.
На самом краю штабс-капитан по адмиралтейству Изварин беседовал с руководителем летных операций на сегодняшний день (день только начался) капитаном третьего ранга Соколовским.
– Значит, поднимаемся двумя волнами – дело срочное, а пока сможем только четыре дежурных вертолета поднять. Вооружение у них какое?
– Легкое
[135]
. Только на этих, на остальных придется менять.
– Не надо, это время займет. Проследи только, чтобы на ПТУР были термобарические головки
[136]
, и сразу поднимай вторую волну. И свяжись с базой, пусть поднимают заправщики. Один и пусть один в готовности еще будет. Черт его знает, как обернется.
