Первым упал назад тот, что стоял на отшибе, водитель. Второй, от которого водителя отделяло шага два, что-то понял, начал поворачиваться – и тоже умер, голова аж раскололась, брызнула каким-то мутным облаком в перекрестье прицела. Третьим умер тот, что стоял по другую сторону от ракетчика – на этого потребовалось две пули. После первой, попавшей в левую часть груди, он остался стоять, зачем-то склонил голову вниз, будто пытаясь рассмотреть появившуюся в груди дыру, – и я добавил еще одну. После второй террорист упал там, где стоял.
Оставался последний. Ракетчик. Времени на остальных я потратил много, он уже просек, что их обстреливает снайпер, и опустил ракетную установку с плеча. Он не пытался убежать или схватиться за оружие, он просто стоял и ждал свою пулю. Молча и спокойно.
И дождался…
На чердаке я высидел еще пять минут – выжидая, не вылезет ли кто из дома напротив – под пулю. Никого не было – видимо, дом пустой, боевики дальше.
Перед тем как спускаться, прислушался – справа, в стороне моря, едва слышно ухало и громыхало – возможно, началась высадка десанта. Или готовится высадка десанта, зачищается плацдарм. Как бы то ни было, надо быть осторожнее – не хватало еще от своих пулю получить.
Спускаться мне было еще тяжелее, чем ротмистру. Винтовка длинная, тяжелая, прицел ночной громоздкий, и в целом, если снайперскую винтовку ударить – может сбиться прицел. Да еще и лестница узкая, неудобная, мало того – еще и с небольшими перилами, которые непонятно зачем на ней нужны. И снизу на прикрытие серьезное рассчитывать не стоит. Спустился – нервничая и матерясь про себя, спустился – и как только ноги коснулись земли, сразу почувствовал себя лучше. Перекинул винтовку за спину, взял в руки автомат …
– За мной! Тихо!
Перебежал вперед, прикрылся машиной. Выключил прицел – батарейки жечь зря не стоит, расстояния если тут и будут, то не более ста метров, а на таком расстоянии я и навскидку попаду даже с таким перетяжеленным из-за подствольника, неразворотистого автомата. Прислушался – относительно тихо.
Новая перебежка. Грузовичок и трупы у него уже ближе. Спиной прижимаюсь к стоящему во дворе дорогому внедорожнику – и тут барабанные перепонки разрывает истерический вой сирены. Отскакиваю, разворачиваюсь в сторону звука, вскидываю оружие…
Твою мать…
Черт бы побрал эту проклятую машину, и так нервы на взводе, да еще и эта зараза завыла. Хочу достать пистолет и несколько раз выстрелить по моторному отсеку – может, и заглохнет, – но, подумав, решаю, что не надо. Если кто-то это слушает – то пусть лучше слушает вой сигнализации, а не хлопки пистолетных выстрелов. Сигналки сейчас кругом воют…
Двигаюсь дальше – и замечаю какое-то движение в окне. Реакция срабатывает мгновенно, миг – и я уже у ближайшей машины. Перекатываюсь через капот, занимаю позицию для стрельбы. Черное жерло подствольника, беременное сейчас серебристым цилиндром гранаты, смотрит точно в окно…
– Вы кто?
Чего???
Голос меня поразил – а вопрос поразил еще больше. Более глупого вопроса сейчас задать невозможно. Но поскольку спросили на чистейшем, без акцента русском языке, решаю ответить…
– Выбросить оружие из окна, выйти из здания! При неподчинении стреляю!
– Сначала сами покажитесь!
Там что, совсем идиот засел?
– При неподчинении стреляю на поражение! Выходите!
– Хорошо! Но оружие я не брошу!
Совсем идиот и впрямь…
– Круглов, давай со своими справа заходи! Коваль слева! Голощекин, прикрой!
Если честно, первых двоих я выдумал – вон как темно, пойди пойми – сколько нас на самом деле? Двое? Пятеро? Десять человек? Рота целая? Пусть враг задумается, пусть понервничает – это полезно, когда враг нервничает.
Лязгает замок на двери подъезда напротив – солидный там замок, звук работы его механизма досюда доносится. Обычно такие замки здесь на двери не ставят, арабы вообще почему-то сохранностью своего имущества меньше заботятся, чем русские. Аллах дал – Аллах взял, вот как это называется. Хотя есть тут и купчины местные – любому русскому первой гильдии фору дадут. Но это – исключение из правил.
Человек. Обычный человек, его плохо видно в темноте двора – но одет во что-то светлое – как мишень для стрельбы. Двигается медленно, в поднятой вверх руке что-то длинное, похожее на охотничье ружье.
– Кто вы?
Человек не делал попытки укрыться, вообще не делал никаких резких или подозрительных движений. Да и весь вид его говорил о том, что на боевика он ну никак не тянет. Скорее на потенциальную жертву – вот на нее он похож, что есть, то есть.
– Голощеков, проверь его! Остальным держать окна под контролем!
Ротмистр выходит из-за машины, осторожно приближается к неизвестному. Автомат в руках, но держит он его неправильно – из такого положения, если вскидывать приклад к плечу – потеряешь лишнюю секунду. Секунда в условиях боя – вопрос жизни и смерти, без шуток.
– Вы из полиции?
Вопрос уже не мне, Голощекову.
– Да, из полиции. Ружье опустите.
Похоже, застигла кого-то беда – вот и решил переждать ее дома. А сейчас зачем-то вышел – рискнуть решил.
– Подъезд проверь! Осторожнее.
Голощеков исчезает в подъезде. По-прежнему с автоматом, хотя я бы пистолет достал. С пистолетом в тесноте подъезда намного удобнее.
– Нормально, нет никого!
Решаюсь – все равно вечно за машиной сидеть не будешь. Выскакиваю, перебегаю тротуар, секунда, вторая – и я уже у стены дома.
– Вы кто?
– Козлов я.
– А где Габазов?
[152]
– Хватит шутить! – Мужик резко опускает руку с ружьем, добавляя мне в кровь адреналина.
– Э, э! Ротмистр, ружье заберите!
Гражданин пытается сопротивляться – но через пять секунд ружье в руках у ротмистра. Подхожу ближе…
– Вышли-то зачем?
– Я из окна увидел этих… Тут были они, но ушли. А потом падать начали – один, второй, третий. Я так только в синематографе видел. Вот и решил выйти, узнать, что делается. Мне бы оружие какое…
Господи… Вот только оружия этому чувырле и не хватало. Лет тридцать, дорогой светлый летний костюм, загорелое лицо героя из рекламы. Знаете, такие в роли молодых отцов семейств хорошо идут.
– Оружие-то зачем…
– Нам… мы тут уже не один час сидим. Нам бы из города выбраться.
– Много вас?
– Две семьи.
Понятно…
