Александр Четвертый Великий, когда ему принесли сметы на все эти объекты стратегического оборонного значения – сильно задумался о переносе столицы. Сметы были такими – что видит Бог, перенести столицу в Екатеринбург, к примеру, или в ту же Казань выходило немногим дороже. Но подумав, Государь все же оставил столицу на месте, проблему решили другим способом. Санкт-Петербург, стоящий на самом краю нашей земли, был в том числе и символом открытости государства, готовности к общению с внешним миром…
Возможно, зря.
Решили тогда сделать ход конем. В Уральских горах создали мощнейший и относительно самостоятельный центр управления войсками на случай нападения. В Сибири построили Центр стратегической обороны. Эти два объекта, неуязвимые настолько, насколько это было возможно, и должны были принять на себя управление войсками в «час Ч» и координацию действий ядерных сил. В граде же стольном сделали более дешевые и менее защищенные объекты, подобрав подходящую площадку за пределами города. Вопрос о переносе столицы иногда муссировался в прессе – но по-серьезному к нему никто не возвращался с тех самых времен.
Когда по системе прошел сигнал «Набат» – сигнал о нападении с использованием ядерного оружия, – соответствующие службы отреагировали практически мгновенно. Этот механизм, хоть и не использовался до настоящего времени всерьез, заботливо смазывался и содержался в надлежащем состоянии. И когда случилась беда – он сработал.
Первым вывезли Его Величество – он находился в Царском Селе, и искать его по городу не пришлось. Особая группа уже через пять минут после поступления сигнала «Набат» полувывела-полувытащила уже готовящегося ко сну Государя из Александровского дворца и запихнула в раскручивающий лопасти тяжелый «Сикорский-89». Вместе с Государем летел и сопровождавший его всюду капитан первого ранга, чьей единственной задачей было оберегать и всюду носить за Государем тяжелый черный чемоданчик.
Еще через полчаса в постели, и надо приметить, не в домашней, нашли военного министра. Найти его было проще – везде и всюду с ним был адъютант и специальный, похожий на пейджер маяк. Услышав, что произошло, министр побледнел – но из колеи это его не выбило. Поцеловав на прощание даму, с которой он был, министр выбежал вместе со своими офицерами к ожидавшим его внизу автомобилям. Уже через час с неприметной базы под Санкт-Петербургом взлетел громадный четырехдвигательный «Илья Муромец» – тяжелый бомбардировщик, переделанный под «самолет судного дня» – самолет управления и связи на случай чрезвычайной ситуации. В воздухе к нему пристроился эскорт из восьми истребителей-перехватчиков, самолет полетел в глубь территории России. Почти в это же время точно такой же резервный самолет поднялся с базы ВВС под Екатеринбургом.
Пока шли приготовления к судному дню, офицеры дежурной смены из Генерального штаба лихорадочно пытались наладить связь с частями и соединениями, находящимися в зоне удара. Связи не было никакой – ни военной, ни гражданской. В это же время оперативный диспетчер Единой энергосистемы сообщил о серьезной аварии и об отключении от энергоснабжения всего региона. Косвенно это подтверждало, что там произошел ядерный взрыв.
Несмотря на то что никаких принципиальных решений пока не было принято, шла интенсивная подготовка к операции «Возмездие». Именно так, без каких-либо иносказаний называлось нанесение ответного ядерного удара по стране-агрессору. Из подземных укрытий выходили мобильные стратегические ракетные комплексы «Тополь»; матеря про себя всех и вся, занимали места экипажи. Один за другим комплексы уходили в лес, в ночь, рассредоточивались, чтобы избежать уничтожения первым ударом противника и суметь нанести ответный. Если «Тополю» на колесном шасси приходилось передвигаться по проложенным в чаще дорогам из бетонных плит, хорошо известным противнику, то «Тополя» на гусеничном шасси двухзвенных боевых транспортеров уходили в самую чащу, они могли блуждать по тайге, по пустыне, по бескрайней степи совершенно без дорог в ожидании команды на запуск. Сигнал тревоги прозвучал и в нескольких грузовых составах, влекомых тремя тяжелыми тепловозами каждый и внешне ничем не отличавшихся от обычных составов. Обычно в них было пятнадцать-двадцать вагонов – то есть три-четыре стандартные рефрижераторные сцепки. Только посвященные знали, что в одном из вагонов каждой такой сцепки чутко дремлет готовая к пуску ракета СС-24 «Скальпель». Эти поезда также могли не опасаться внезапного уничтожения первым ударом – попробуй-ка, идентифицируй, выдели их среди тысяч других, внешне таких же поездов, курсирующих по стальным магистралям бескрайней России. Сигнал тревоги прозвучал и на авиабазах, где экипажи тяжелых стратегических бомбардировщиков спешно проходили предполетное обследование, получали инструктаж, а приземистые аэродромные тягачи уже выкатывали из ангаров стремительных серебристых птиц с десятком ядерных жал внутри. В непроглядной тьме, в глубине океана, получившие сигнал готовности подлодки легли на боевой курс, стремясь оторваться от лодок-охотников противника. В сибирской тайге расчеты в последний раз проверяли готовность к старту тяжелых ракет СС-18 «Сатана», каждая из которых несла десять боеголовок индивидуального наведения. Командиры, получившие ближе к ночи приказ выводить свои части на рубежи развертывания, торопливо ставили боевые задачи подчиненным – выдвинуться на обозначенные рубежи, рассредоточиться на местности, укрыть личный состав и технику, быть готовым к отражению воздушного нападения. Подсвечивая себе инфракрасными фарами, колонны бронетехники покидали пункты постоянной дислокации, провожаемые недоуменными и тревожными взглядами жителей военных городков. Всем было объявлено, что предстоят крупные учения – но люди как-то чувствовали, что это не учения, что надвигается – война…
Тем временем три вертолета «Сикорский-89» приземлились на одном из неприметных объектов, расположенных в Тверской области. Именно там был расположен ближайший к столице защищенный бункер, откуда можно было командовать войсками. Вход в лифт, ведущий вниз, глубоко под землю, располагался в подвале трехэтажного, на удивление капитально выстроенного офисного здания, а вообще над бункером был работающий цементный заводик.
Планом «Возмездие» – верней, одним из вариантов плана «Возмездие» предусматривался сбор так называемого «Комитета 1». «Комитет 0» – так назывался комитет по планированию «Возмездия» по главе с Государем. А «Комитетом 1» был комитет из ученых, работавших по военной и гражданской тематике в области ядерной энергетики и оружия массового поражения, который тоже мог пригодиться при планировании ответного удара. Сейчас, ознакомившись с обстановкой, поняв, что происходит нечто странное – одиночный высотный ядерный взрыв, почему-то упорно ни один датчик не фиксирует нарастание уровня радиации, отсутствие признаков подготовки массированного ядерного нападения со стороны вероятного противника, – Государь приказал параллельно с подготовкой «Возмездия» собрать «Комитет 1» для прояснения ситуации. Сложившаяся обстановка хотя и относилась к категории ЧП высшего уровня, но на ядерное нападение на страну никак не походила.
Через полтора часа на той же базе приземлился небольшой пятиместный полицейский вертолет, так называемый «Воробей». Пилот остался на месте, а двое офицеров в камуфляжной форме сноровисто извлекли из его чрева невысокого, полненького седого человека в дурацких, с синими стеклами очках и вежливо, но непреклонно повели к входу в здание, то самое, где в подвале был ведущий вниз лифт. Человек этот хоть и бурчал, но бурчал для вида – он состоял в «Комитете 1» больше десяти лет, получал за это солидную прибавку к своему профессорскому жалованью и, кроме того, его душу грел тот факт, что его включили в состав сверхсекретного правительственного консультативного органа, признав тем самым одним из лучших ученых страны по профильной тематике. Единственная проблема была в том, что сам факт участия в «Комитете 1» являлся государственной тайной, за его разглашение было предусмотрено суровое наказание – а так было бы приятно рассказать заносчивым коллегам… Но все равно, профессор Дольников с тех пор, как вступил в «Комитет 1», посматривал на своих университетских коллег свысока, мол, вы тут копошитесь, а мои заслуги даже государство признало, пусть и тайно.
