В следующее мгновение Александр просто повернулся и бросился в сарай. Проскочил на бегу темный прогал двери, рука метнулась вправо, пальцы намертво зажали гладкое дерево держака. Взревев от негодования, араб бросился следом, он забыл свою обычную осторожность, ненависть затмила ему глаза. Сейчас, в данную минуту у него была только одна цель – добраться до позорно бежавшего от схватки неверного, почувствовать своими пальцами теплую кровь, струей льющуюся из перерезанного горла, услышать последний хрип. Неверный был рядом – первый неверный на длинном и кровавом пути сегодняшнего похода. Он был рядом, он был безоружен, его надо было просто догнать и зарезать как барана. Араб так и не понял, что с ним случилось – просто свет вдруг сменился тьмой, а в груди яркой вспышкой расцвел цветок боли…
Эту схватку Тимофеев Александр Саввич, молодой казак из Каффрии, обречен был проиграть. Двое с автоматами, подготовленные в лагере под Пешаваром боевики, против одного безоружного шестнадцатилетнего пацана. Один из этих боевиков воевал больше тридцати лет, был инструктором и амиром джамаата, на его счету был не один десяток неверных. Но он выиграл. Сначала его ценой своей жизни спас пес, насмерть загрызя одного из чужаков. А второй – тот самый пожилой, – ослепленный яростью, он забыл про осторожность, ворвался в помещение – и напоролся грудью на острые стальные зубцы вил…
Александр выпустил из рук отяжелевшие вилы – на другом их конце исходил предсмертным хрипом пожилой боевик… Один из зубцов вошел в грудь как раз напротив сердца. Террорист умирал, скреб в агонии землю – а он смотрел на него и не мог поверить в то, что сделал это, сделал сам, своими руками. Гулкий грохот дробовика в соседнем дворе – сдвоенный, почти без промежутка между выстрелами дуплет привел его в чувство…
На нас напали…
Прижимаясь к стене, сопровождаемый полным ненависти взглядом умирающего боевика, он выбрался во двор. Бросился к лежащему у самых ворот, рядом с атакованным им террористом Мишке.
– Мишка…
Пальцы перебирали свалявшуюся, окрасившуюся в красный цвет липкую шерсть Мишки – кровь собаки смешалась с кровью загрызенного ею только что человека. Незваного гостя, который пришел в чужой дом с оружием, чтобы убить всех, кого встретит…
Несмотря на несколько попавших в него пуль, Мишка еще был жив, он смотрел на молодого хозяина умными, все понимающими глазами и тихонько подскуливал.
– Мишка… – пробормотал казак, – как же так-то, Мишка.
Мишка качнул тяжелой, косматой головой – мол, вот так вот, хозяин, так все и получается – в последний раз тяжело, с хрипом вздохнул и умер. Сашка остался один в залитом кровью дворе, один с тремя мертвецами…
– Чу!
Сашка дернулся – старый окрик казаков, которым они предупреждали друг друга об опасности. Посмотрел – с соседнего, отделенного глухим забором куреня к нему перепрыгнул старший из соседских детей – Михаил. Фамилия у него была смешная – Попейвода, его так и дразнили – Водохлебом. Сейчас у него в руках была курковая двустволка с короткими стволами, на поясе – патронташ черной кожи, заполненный до отказа толстыми тупыми ружейными патронами. Оглядевшись – сторожко, цепко, не зря Михаил из рода пластунов
[144]
происходил, – в три прыжка подскочил к сидевшему около собаки Александру.
– Цел? Ты что расселся, напали на нас! Пошли!
– Кто напал? – В голове у Сашки был полный сумбур, хотелось заснуть и не проснуться.
– Какая разница кто? Пошли, пока нас тут на ремни не порезали!
Отвесив Александру полновесного леща, дабы тот быстрее возвращался к реальности, Мишка подскочил к лежащей посреди двора винтовке, подхватил ее.
– Черт, хорошее дело. Бери у того ствол! Патроны есть?
У порванного собакой боевика была та же самая штурмовая винтовка – дрянная британская «BSA», точная и хорошо отделанная, но несбалансированная, тяжелая и ненадежная. Зато четырехкратный оптический прицел на каждой – самое лучшее, что есть в этом детище британского военпрома. Кроме того, боевик был опоясан широким поясом, на котором располагались запасные магазины, пистолетная закрытая кобура и гранаты. Сашка перевернул боевика, пачкаясь в его крови, нащупал застежку, начал расстегивать ее. Пальцы скользили в липкой крови…
– Что ты там копаешься?!
– Снять не могу.
– Быстрее давай! Валить надо, валить!
Казань
Утро 01 июля 1992 года
Время пришло – время ужаса и смерти. День, когда они должны будут рассчитаться за многолетнее угнетение и рассеяние мусульман. Религия ислам по сути своей была религией войны и захвата – а русские, всемерно поддерживая предателей, мунафиков, превратили ее в бессмысленное чтение Корана. Тех же, кто открыто восставал против угнетения, русские убивали – как вчера. Но теперь каждый из них – и кяфир, и предавший истинную веру мунафик – познают ярость Аллаха…
День гнева настал.
Самым сложным было вывезти юных шахидов за город. Дело в том, что начиненные взрывчаткой автомобили стояли за городом, а логово шахидов, воспитанников Школы, находилось в самом городе. Сегодня вечером британцы, которые как раз мастерили бомбы и отвечали за вторую стадию операции – должны были перегнать заминированные машины на одну из стоянок Большого кольца
[145]
, откуда можно было выехать в любую часть мегаполиса. Но нужно было доставить туда шахидов – а вот с этим могли быть проблемы.
Решение нашлось – арендовав микроавтобус, они переделали его в нечто подобное автобусам для перевозки детей, используемым детскими и юношескими скаутскими лагерями. В скаутах состояли до восемнадцати лет, и не было ничего удивительного в том, что летом скаутов везут за город. Пришлось также купить скаутскую одежду – ее продавали во многих магазинах одежды города. Скаутов было много, и товар был ходовым.
Уже три дня шахиды постились, как это было предписано исламом, желая чистыми попасть на небо и предстать перед Аллахом. Сегодня же рано утром они встали на намаз. Не вовремя, но тем, кто готовится отдать свою жизнь на пути Аллаха, последняя молитва разрешается в любое время. После чего, надев непривычную скаутскую серо-синюю одежду, забрались в автобус. Александр сел за руль, Мария, игравшая роль вожатой скаутов, умостилась рядом с выходом.
