Я не мог тогда ее защитить. Сейчас могу защитить то, что осталось.
Машин здесь практически нет. Цена на топливо не способствует. Лишь иногда прогудит самосвал или трактор, а легковых и вовсе… можно полдороги ехать и ни одной не встретить. Для москвича это звучит дико, но это так. И тем лучше для меня.
Иван занял позицию за поворотом на моей машине. Мой «Форд», который я отдал Ивану, забрызган грязью, обычная неприметная машина, которую можно использовать для скрытого патрулирования. Иван – настоящий мент, он вооружен и знает, что делать. Самая большая опасность ему угрожает от местных гаишников, которые могут заинтересоваться: а чего это здесь шакалит их московский коллега. Но я надеюсь, что Иван разберется с этим, если проблемы возникнут. Под стеклом у него – видеокамера, подключенная не к карте памяти, а через переходник к большому жесткому диску на полтора терабайта, который я купил в компьютерном магазине во Владимире специально для этой нужды. Иван никого не останавливает без крайней нужды и даже не светится. Его задача – сидеть там, фиксировать, какие машины проезжают по этой дороге. Особенно интересны машины с московскими номерами – мы их пробьем по базе, при необходимости подключим Сергея.
Я вынужден использовать «Субурбан», потому что места здесь глухие и не везде можно проехать, сразу за околицей начинается непролазная, густо замешанная колесами тракторов и комбайнов грязь, почти такая же, как в Чечне. Перед тем как ехать сюда, Иван вышел на связь и попросил пробить по базе этот «Субурбан», ему ответили, что в угоне он не числится. Значит, какое-то время на нем можно ездить. Хозяин, который мог бы объявить машину в угон, нашел свой последний приют в безымянной могиле на подмосковном карьере, его еще не хватились – видимо, часто ударяется в загулы. Но я не намерен рисковать – следующий день, и все.
Оставив Ивана караулить трассу, я прокатился на большом комфортабельном внедорожнике через всю эту дорогу. Наверное, необычную здесь машину запомнят, но мне плевать: когда полиция начнет задавать вопросы, меня здесь уже не будет. Сначала я даже думал бросить эту машину здесь, но потом решил, что это слишком рискованно. Припаркую где-нибудь во Владимире, незапертую – пусть угоняют…
Тесные стада домов, увенчанные зелеными уже шапками деревьев, колокольни, фермы. Поверите или нет, но едва на слезу не пробило. Остаться бы здесь… да нельзя.
Машину я загнал в лес, примерно в десяти километрах от того места, которое мне было нужно. Накрывать ее чем-то не стал, это вызвало бы подозрение. Пусть лучше думают, что москвичи приехали по грибы, чем что тут происходит что-то подозрительное.
Перед тем как облачаться, посмотрел на экранчик телефона – одно деление. Связь плохая…
У машины я полностью переоделся. Надел полный костюм от 5.11, шапочку, которая легко раскатывается в маску. Взял сучья, нарвал травы и лопушиных листьев и надел костюм Гилли, какой используют снайперы – у нас они называются «леший». Если кто-то увидит меня в таком облачении, сойдет с ума, но я не намерен никому давать такой шанс. Я намерен передвигаться лишь ночью и к утру выйти в назначенное место.
За селом, в котором асфальтированная дорога заканчивается, есть еще одна дорога. Она числится лесовозной и не заасфальтирована. Когда-то давно ее регулярно подновляли и посыпали щебнем, потом бросили. Дорога эта ведет в лес.
В лесу есть хозяйство. Лесное, точнее – лесозаготовительное. Раньше тут была и лесопилка. Теперь – вроде как нет. По словам Паши Ахмеднабиевича, он купил это лесозаготовительное хозяйство по просьбе важных людей. Место тихое…
Перед тем как ехать сюда, я полазал по Интернету и кое-что нашел. О том, что юридическое лицо, которое раньше представляло этот лесозаготовительный колхоз, уже два год как банкрот. По крайней мере, выписка из ЕГРЮЛ
[34]
говорила об этом.
Еще мы с Иваном покатались по городу и поговорили с людьми. Точнее – он меня возил, а я выходил и выяснял то, что нужно. Купил местную газету и посмотрел цены на квартиры. Зашел на местный рынок – наглые, золотозубые рожи дали мне больше информации, чем милицейская сводка. Общение с продавщицей билетов в кассе полузабытого автовокзала мои догадки подтвердило…
Интересно, почему мы так легко отдаем свое жизненное пространство? Почему все спокойно продают свой пай земли заезжему, да еще чужой национальности. Ну хорошо, не представляешь ты толком, зачем этот пай нужен – ну и пусть у тебя будет. Как же просто мы уступаем. И почему в глазах этой тетки усталая покорность, и в то же время она так легко рассказала мне то, о чем стоило бы помолчать. Ждет защиты?
Где мужчины? Русские мужики, которые испокон века сеяли хлеб, а когда на их землю приходил враг – соединявшиеся и вышвыривавшие врага вон, будь он хоть Гитлером, хоть Наполеоном? А ведь неподалеку родовое поместье князя Багратиона, то самое, куда его привезли умирать. Кавказца, кстати, и русского генерала, каким он навсегда останется…
Облачившись в костюм, делающий меня похожим на лешего, я собираю винтовку. Пока она будет у меня в чехле, не дело зря светить оружием. Пусть лучше говорят, что видели странного человека с лопаткой в руке, чем человека с винтовкой, похожей на ту, которые в фильмах показывают. Так что винтовку – за спину, а в руки лопатку. Хорошая лопатка, Cold Steel Special Forces Shovel, которая делается американцами из хорошей стали, представляет собой почти точную копию малой саперной лопатки, которой можно обезглавить человека. Лопатка заточена как бритва, и я уверен, что попаду ей в человека с тридцати шагов, если будет нужно.
Первые сотни метров дались сложно, потому что тут была трава и кустарник – орешник, на который цеплялся проклятый Леший. Затем пошло проще – травы тут уже нет, света для нее не хватает. Только мягкая листва, многолетний слой которой мягко пружинит под ногами. Направление я брал по прибору GPS-навигации и старался не шуметь. Спешить не нужно, в лесу никто не спешит. Они от меня никуда не денутся.
Ближе к утру я вышел к населенному пункту, который до сих пор числился на карте, но фактически не существовал.
М-да… Интересно, а как быть с тем, что укушенный собакой пролетает мимо рая? Или для тех, кто ведет джихад, это неважно?
Первое, что я понял, как оказался здесь, – это то, что лесопилка, некогда дававшая жизнь целому поселку, уже не действует. Целый цех, построенный когда-то как ангар, в котором стояло оборудование, обветшал, горы опила давно почернели и сгнили. Доски облезли и посерели, краска пошла пузырями, а там, где раньше были штабеля бревен, сиротели почерневшие от времени обрубки…
Но здесь зачем-то были собаки, их лай я хорошо слышал.
Я немного поразмышлял на тему, где лучше мне встретить утро – на крыше заброшенной лесопилки или в лесу, выбрав видное место. Привычно осторожно я отступил в лес.
Сейчас я смотрю в лицо одного из местных хозяев – симпатичного, нагловатого, накачанного кавказца лет тридцати. Он здесь хозяин жизни – вон там стоит его поджарый
[35]
, прямо за домом, у него вон там магазин, единственный на все село, цены в котором могут быть какие угодно – а вон там проживают его сородичи, машины у которых попроще – «десятка» и «Приора». Он улыбается, он смотрит на обтерханного русского мужичка как хозяин жизни, нагло и самоуверенно – и все в его жизни хорошо. За исключением того, что я смотрю на него через оптический прицел винтовки, и для того, чтобы оказать ему лучшую в жизни услугу – превратить в шахида, я имею в виду, я должен лишь переместить палец повыше и сделать короткое движение.
