…Допрашивали долго. Нет, не потому, что нам попался особо «идейный фашист», из которого даже стоны пришлось бы клещами вытаскивать. Говорил пленный охотно. Но я и даже Витек его почему-то не понимали. Ну то есть Витек еще что-то понимал, но только частично и, кажется, не совсем правильно. В общем, сильно упал Витек в моих глазах в качестве переводчика. Пока не выглянуло солнышко и не осветило светлорыжие лохмы пленного и его типично степняцкую физиономию с характерными ритуальными шрамами. И тогда я снова включился в беседу, заговорив с пленным на степном диалекте. Взаимопонимание пришло очень быстро. Конечно, были некоторые неясности, но не более чем при разговоре москвича с каким-нибудь архангелогородцем, некоторые специфические слова и говор, а в остальном – полное понимание.
…Звали его Мнау’гхо. И был он когда-то вольным кочевником, откуда-то из далеких-далеких южных степей. Конкретнее он не мог сказать, названий, которые он называл, мы не знали, а длина пути, которым он сюда шел, характеризовалась числительным «много».
…И наехали на эти далекие земли верблюжатники… И побили многие племена… А оставшихся поставили перед выбором – либо служить им, либо отправляться в преисподнюю вслед за проигравшими.
…Племя Мнау’гхо выбрало покорность. И началась у нашего героя и его соплеменников совсем иная жизнь. Поначалу их даже особо и не строжили. В принципе, они делали то же, что и раньше, – кочевали куда скажут (только вот поперек обычных маршрутов) и сражались с встречными племенами. Вот только старших братьев приходилось по одному, по два отдавать на прокорм новым хозяевам (Лга’нхи скорчил презрительную мину), да и племя становилось все меньше и меньше, тая в постоянных схватках. А когда от старших братьев остались всего один бычок да три коровы, а от племени – пяток воинов и куча баб, их окружил отряд аиотееков (так называли себя сами верблюжатники), верхом на оуоо (сиречь верблюдах) – старших братьев забрали в котел, воинов – в солдаты, а баб… которых помоложе, оттрахали, а остальных прогнали в степь, где они, вероятно, и сдохли от голода.
Ну а Мнау’гхо начал постигать искусство быть пехотинцем-верблюжатником. Воевать в строю и работать, драться, спать, есть и срать по указке командира…Тех, кто не выдерживал подобной нагрузки на психику, убивали без всякой жалости. Зато оставшиеся научились бояться своих командиров сильнее, чем врагов, и подчиняться беспрекословно любому их приказу.
– …А что мы могли? – жалостливо бормотал Мнау’гхо в ответ на презрительные взгляды Лга’нхи. – Они же демоны! Сражаться с ними невозможно. Даже если убьешь одного-двух, на их место придет десяток и вырежет всех, кто был в то время рядом. Силе демонов можно только покориться. (…М-да, вот еще один случай естественного отбора – «человек покорный».)
– А если бы был кто-то другой, сильнее демонов, – ты бы покорился ему? – спросил я невзначай у бедолаги.
– Никого нет сильнее демонов, – обреченно ответил Мнау’гхо. – Многие племена вставали на их пути, и все они были либо уничтожены, или покорились.
– Улот не покорился вам и не покорится никогда, – запальчиво возразил чистюля Ревмал.
– Они сказали, что покорится, – по-прежнему уныло возразил пленник. – Они побили вас в степи. Побьют и в горах. Просто на это уйдет больше времени.
Прервав Ревмала, пытавшегося устроить кулачную дискуссию по поводу непобедимости бесстрашных воинов Улота, я спросил:
– А зачем тут стоит лагерь? – И увидев недоумение на лице Мнау’гхо, уточнил: – Какие такие задачи выполняете…
…Вот уж правда, если дебил, то это надолго, не мог сформулировать вопрос поточнее. Пленник начал подробно объяснять, чем он тут занимается в составе ограниченного контингента оккупационных войск. Тут было и конвоирование овец в лагерь, и копание нужников, и стояние на посту… Перечислена еще куча разных видов работ и обязанностей. А с какой целью тут вообще стоит лагерь? – бедолага, похоже, даже не задумывался. Это не его война и не его дело, с какой стати начальство пожелало, чтобы он находился тут, а не где-нибудь в другом месте. А разным там тактикам да стратегиям бедный дикарь был не обучен, так что догадаться о целях начальства не мог.
(…Офигеть, как опустились ребята, – вдруг подумалось мне. – Ведь это же были степняки, привыкшие чутко сторожить свои стада и стойбища по ночам. Но видно, когда служишь из-под палки, даже собственную шкуру начинаешь охранять спустя рукава, раз начальство не видит. Повод задуматься…)
– …А сколько вас тут?…Понимаю, что «много»…А… а вот, допустим, в твоем отряде… ну в смысле… (я употребил горское слово «отряд», которое степняк не знал, у племен отрядов не было, все дрались вместе. После долгих выяснений мы сошлись на «оикия», что и означало отряд на языке аиотееки). Так сколько в твоем оикия человек?
– Во… – Мнау’гхо ткнул мне под нос две растопыренные ладони, потом отдельно два пальца. Что означало «двенадцать».
– А в других столько же?
Долгий задумчивый взгляд в пустоту, потом утвердительный кивок.
– И сколько у вас в лагере таких оикия?
Мнау’гхо опять надолго задумался… Бедолага. Я так-таки просто видел, как непривычные к такой работе мозговые извилины проворачиваются в его голове со скрежетом и скрипом, поднимая клубы годами слежавшейся пыли… Но в результате он поднял пятерню с одним поджатым пальцем. Есть контакт… однако я что-то заподозрил, сравнив данную информацию с размерами лагеря, и уточнил: «Они все такие же, как ты, или есть и аоитееки?», «А если есть и аоитееки, то сколько из них ходит пешком, а сколько ездит на демонах-оуоо?».
Бедолага, кажется, напрочь завис, Ревмал даже попытался оплеухой разогнать его мыслительный процесс, но я не позволил, боясь повредить столь хрупкий разум.
Наконец поднялись заветные два пальца на одной руке и один на второй… После недолгой уточняющей расшифровки получилось, что помимо четырех дюжин набранных вояк было две дюжины пехотинцев из коренных аоитееки и одна дюжина верблюдоездов.
На Мнау’гхо было больно смотреть – после такой умственной работы он явно чувствовал себя выжатым и глубоко несчастным… Но убивать я его не дал, не потому, что пожалел, – просто он мне еще был нужен.
– Зато, подумай, какая будет великая слава? Все горы будут говорить о тебе как о победителе демонов!
– Все горы будут говорить, что я победил нечестно!
Вот и как работать с подобными кадрами? А ведь Леокай отрекомендовал мне этого Кстоя как одного из самых толковых своих командиров. Но, похоже, этот «толковый» ничего более толкового, чем построить своих вояк в шеренгу, и заранее объявив врагу о намеченном «внезапном» нападении, с песнями и плясками идти в атаку, придумать был не способен.
…А ведь план был так хорош. Уводим ночью верблюдов… Лга’нхи и я наверняка с этим справимся. А потом на рассвете нападаем на полусонный лагерь и громим вражеские оикия.
…Но все уперлось в тупую приверженность традициям Кстоя и других горских вояк. С таким же успехом я мог предложить современным мне футболистам прихватить на матч бейсбольные биты или одолженные у команды биатлонистов винтовки… Выгоду от уничтожения вражеской команды, преграждающей им путь к воротам, они, конечно, оценят, но все равно не согласятся, ибо есть правила, и их надо соблюдать.
