– Саш, привет, эт Костик, прием!
– О, Костик! Спасибо тебе огромное от всех. Ты не поверишь – буквально пару минут назад тебя вспоминал. И Гошу. Кстати, как Гоша? Прием.
– Гоша отдыхает. Обидели Гошу. «Птичку» побили. Прием.
– Ну, кто Гошу обидит, тот два дня не проживет. Прием.
– Они и не живут. Большей частью. Прием.
– Тебя, смотрю, тоже обидели? «Птичка», смотрю, новая? Прием.
– Не. Ту свои реквизировали. Сразу. А эта – вторая уже после той. Нравится? Прием.
– Класс. У меня, кстати, тоже вторая уже. После той. Прием.
– Малыш, Беркут, здесь Ласточка, не засоряйте эфир. Прием. – Шум и шорох, однако разобрать можно.
– Ласточка, здесь Малыш. Беркута провожаю, пока целиком. Прием.
– Вас поняла. Конец связи.
Это мы на траверсе Пинска проходили. Километрах в десяти. Ага. На таком, значит, расстоянии и землю можно. Слышать. Хоть как-то. Приятно было с Мосоловым поболтать. Светлый такой дядька. Ладно… Живой – и слава богу.
Километрах в трех разминулись с десяткой «штук». Без сопровождения идут. Отбомбившись, по всему судя. Плохи наши дела. У немцев истребителей мало, а у нас, похоже, вообще не осталось. Почти. Скорее же дело в радиосвязи. Немцы развернули сеть наземных постов да пару охотников подняли – вот уже и километров пятьдесят фронта прикрыто. Плотно. А у нас хоть целую эскадрилью выставляй – дыра на дыре. Насколько помню, воздушные бои в той войне достаточно редким явлением были. На три-четыре вылета – один. Со сбитыми так еще меньше. Это мне так «везет». Впрочем, дело скорее в заданиях. Которые «моим» подразделениям и частям ставят. Или мне. Ну, и стреляю я, конечно… Пора, однако.
Проскочив чуть вперед ведущего девятки, качаю плоскостями. Уходя в разворот, наблюдаю зрелище, от которого аж сердце замерло. На секунду. Вся девятка синхронно качает плоскостями, мерно и могуче – такое чувство, внизу могло бы шляпы сдувать да юбки задирать. Воздушным потоком. Гиганты прощаются. И – благодарят.
Покрутив головой, ложусь на обратный курс. Хорошо что «тэбэшки» не на ту переправу бросили. Там и эскадрильей не прикрыли бы. Ночью вот можно бы. Попробовать. Хотя не удивлюсь, ежели туда и ночников нагнали. До кучи. Очень уж важен, насколько понимаю, для немцев тот мост. У тех же понтонных, к примеру, и грузоподъемность не та, да и разрушить легче. Бомба хоть метрах в десяти шваркнулась – и ищи те понтоны. Ниже по течению. А постоянный мост он и есть постоянный. С оборудованными подъездными путями к тому же.
Коля встречает – довольный. Машина видно что в норме, к тому же цела. Везет этой «птичке». К добру ли это? Однозначно не к добру. Любое везение когда-нибудь, да кончается. А чрезмерное везение и заканчивается нередко чрезмерно. Капитальным невезением. Ладно. Не бум каркать.
На КП докладаю Сиротину. Тот в принципе все знает уже. Наблюдаю пополнение. Приятное. На КП развернули рацию. С движком. Ну, генераторным агрегатом. Надо же. Не знал, что уже есть. Что особенно приятно, при миленьком таком дополнении. В темно-русого колера кудряшках. Из-под лихо сдвинутой набекрень бескозырки. Ясно. Флотские расщедрились. Насовсем или так? На меня смотрит – улыбается. На румяных щечках премиленькие ямочки. Глазки темно-карего колера – в упор. Спасите, тону! Брови выразительно в домик удивления. Длиннющие темные ресницы буквально нараспашку. Да… L’Oreal c Lanquome могут не беспокоиться. Казачий тип. Доводилось встречать.
– Ласточка?
– Хм… А вы и правда… небольшой. Малыш.
– Мал клоп… да вонюч. Шутка.
– Ну и шуточки у вас.
Тем не менее взгляд заинтересованный. Девочка, похоже, и сама не из дылд. Далеко не. Миниатюрная скорее. Насколько можно понять по тому, что открыто взгляду. А открыто немногое. Малышку запихали в самый дальний конец самой глубокой щели. И под накат. Импровизированный. Берегут. Поелику возможно.
– Костик, прекрати. Не видишь, Леночка делом занята. – Это Сиротин. Ревнует? Вряд ли… Не тот тон. Просто не до меня сейчас. Пусть и единственная боевая единица, а дел при эвакуации аэродрома – даже столь небольшого – более чем хватает. И забот.
– Флотские одолжили. Под честное слово. Обещал вернуть в целости и сохранности и рацию, и, главное, очаровательную радисточку. Ласточку то есть. Ночью самолет прилетит, а из флотилии – машина. Ушла уже флотилия. Только у шлюза пара мониторов осталась. Они и захватят. Остальное… жечь придется. Тебе же, Костик, придется еще раз на задание слетать. Посмотреть вокруг, что и как. Обслужишься, заправишься – и вперед.
– Есть!
– Погоди. Потом отдохнешь чуток – и вслед за нами. Как сопровождение. Ночью ты, насколько помню, умеешь летать. И неплохо умеешь.
– Разрешите идти?
– Давай… Отдыхай пока.
Иду отдыхать. К аппарату – куда ж еще. С Леночкой, конечно, поболтать неплохо бы. Чисто для души. Похоже, и она не прочь. Как минимум поговорить. Кто знает, как тут у них здесь с этим. Костик в этом деле определенно не эксперт. Это у нас… От интереса до постели всего шаг был обычно. Или меньше. Хотя… и у нас не всегда, и здесь, надо думать… по-всякому. Бывает. Если память не изменяет, после революции вообще чуть ли не свобода любви декларировалась. Впрочем, неважно. Пока, во всяком случае. Отведут на переформирование, вот тогда и будем посмотреть…
«Птичка» моя буквально облеплена личным составом – одни крылья торчат. Даже техник полка тут. Толманов, насколько помню. Не Шульмейстер, конечно, но тоже толковый мужик. Какие-то проблемы с электросистемой. Обещают – не раньше чем через час. Сходил, поужинал. Не спеша. Столовая цела, но народу никого. Зенитчиков вчера еще забрали. На прямую наводку. Против танков. Так что нет уже, наверное, тех зенитчиков. Вообще. Пехота и рота охраны – без взвода – у шлюзов, надо думать, легли. Вместе с энкавэдэшниками. Канонада, кажется, уже и сзади долбит. Но и на западе – тоже. Пусть изредка. Держатся. Пока. Двинул на КП. Задачу получить. Конкретную.
Что ж… Пойди туда – не знаю куда. Только бы не найти еще то, что не надо. Не огрести, в смысле.
Напоследок:
– Ласточка, Ласточка, я Малыш, прием!
– Малыш, я Ласточка, прием – тьфу, дурак!
– Это ваша восхитительная улыбка сводит меня с ума, о прекраснейшая из пери!
На сем ретируюсь. Пока не спросила, кто или что такое пери. Потому что не помню. Хрень какая-то восточная. Что-то вроде гурии, наверное, но поприличнее. Не с зиппером во всю целку
[308]
. Во всяком случае, ни о чем таком вот пикантном в сказках да преданиях не упоминается – и то хлеб. Значит, и обижаться не на что. Ласточке.
