Рванувший джип бешено прыгает на кочках, скорость явно велика для полного бездорожья. Нам только не хватает навернуть подвеску. Наверное, аналогичная мысль посетила и Ахмета, потому что ход снижается. Командир молчит, но понимаю, что продолжение воздушной охоты весьма вероятно. Если погибший экипаж успел сообщить на базу или сработал радиомаяк… Вряд ли отобьемся от звена истребителей. Тревожное ожидание длилось пару часов, пока Ахмет не остановил машину, устало откинувшись на спинку сиденья. Проскочили. Мы в Сирии.
Пристроив автомобили в долинке, развернув палатки и маскировку, организуем отдых. На сей раз мы с командиром дежурим первыми, то наблюдая из укромных укрытий, то патрулируя местность. Кстати, очень интересную. Плато усеяно скалами – следами давней вулканической активности. Холмы потухших вулканов, причудливые, вырезанные эрозией каменные фигуры в инфракрасной оптике выглядят предельно сюрреалистично. Отработав два часа, валюсь без задних ног в палатке и отрубаюсь. Просыпаюсь от успевшей осточертеть жары, весь в поту и духоте. Выползаю, приятно обдувает и сразу обсушивает ветерком. М-да, было бы веселее без вездесущей пыли. Командир и Мансур у ноута слушают эфир. Так и подозревал, что вручение мне ноутбука имело по большей части психологическое значение, а пользоваться аппаратурой умеют все в группе.
Подхожу:
– Как там, командир? Шухер?
– Точное определение, Искандер. Военные, спасатели, пограничники… Сейчас двигаться нельзя, наверняка попадем под их радары.
Оборачиваюсь. Несмотря на темноту и усталость, мы вчера весьма недурно замаскировались, да и впадина с плоским дном подобрана с глубоким знанием дела – поперек первоначального движения от границы.
– Будем ждать и отдыхать, бойцы. Желающие – умываться и завтракать.
– Отличная команда, Ахмет. Отвечу, как пионер: всегда готов.
С водой у нас хорошо – закупились на автозаправке четырьмя пластиковыми десятилитровыми канистрами, десятком полуторок с местной газировкой да пополнили пристегнутые к бортам алюминиевые двадцатилитровые канистры. Конечно, будем экономить, но сутки точно не умрем. Сполоснувшись из кружки (хватило четко на лицо), приступаю к завтраку. Грудка индейки с картофельным пюре и подливкой очень даже ничего, как и порошковый лимонад на запивку. Погоняв еще немного ноут, с сожалением выключаем аппарат. Аккумулятор надо беречь, а активный радиообмен в месте гибели вертолета не снижается. Чего там можно столько времени делать? Солнце палит, усиливающийся ветерок гонит жар, пора бы им и разбегаться по делам. Лениво жуя прилагающуюся к пайку «диролину», пристраиваюсь в тенечке насчет еще подремать.
– Искандер!
Вздрогнув, просыпаюсь.
– В караул, командир?
– Нет, в палатку. Хамсин идет. Буря песчаная.
Буря? Точно, ветер заметно усилился, песчинки ощутимо цокают по стеклам очков. Заползаю в походное жилище, Кемаль старательно закрывает полог. Ноут? Ага, тут, у стенки.
– Искандер?
– Да, командир?
– Хамсин не совсем обычная буря. Ветер несет много песка, от трения он сильно электризуется. Будут очень плохие ощущения, у некоторых людей даже возникают галлюцинации.
– Я понял, командир. Если что – бейте сильно, но аккуратно.
Здоровяк Кемаль, улыбнувшись, кивает, закрывает лицо арафаткой. Правильное решение, последую-ка и я примеру. Кажется, песчаной пыли в палатке уже хватает. На всякий случай отстыковываю магазин, проверяю отсутствие патрона в патроннике, ставлю «АКМ» на предохранитель, магазин назад. Теперь устроиться поудобнее и набраться терпения. Одно хорошо – амеровскую шушеру у сбитого вертолета буря тоже разгонит.
Миллион шуршащих в мегафон веников – вот наиболее точное описание приближающегося звука. Он нарастал, зудел все громче и обрушился на палатку, заметно прогнув стенки. Хруст – словно пластик ножом режут. Поднимаю глаза – нет, низкий потолок цел, хотя изрядные колебания спокойствия не добавляют, как и ощущения под пятой точкой. Словно кто-то живой и мощный энергично выдергивает жмени песка невидимыми пальцами, заставляя прогибаться и уходить вниз пол. В шуме хватает ультразвуковых обертонов – заломило голову, на пороге слышимости свистит в ушах, борюсь с растущим ощущением страха. Потемнело, как ночью, спасает только включенный на минимум светодиодный фонарик.
Не знаю, сколько прошло времени – час или два? По впечатлениям – сутки. Варюсь в котле чувств и мыслей, постоянно подавляя инстинкты тела. Что-то стало меняться… Точно, делается светлее. Все? Наклонившись к самому уху, Кемаль надсадно кричит, еле слышно в дьявольском шорохе:
– Глаз бури!
Ага, помню, читал. Область в центре, вокруг которой крутятся все воздушные массы, островок спокойствия, чистого неба и яркого солнца. Очень опасный островок. Скрежет песка о тент палатки пропал, потолок засветился под солнечными лучами, а потом исчез и воздух. Судорожно пытаюсь сделать хоть глоток, но яркий свет обрывает эту попытку. Сорвало палатку?! Нам кранты.
Нет, палатку не сорвало. Похоже, хамсин снес мне башню – иначе чем глюками расстилающуюся вокруг картину назвать трудно. Хорошо хоть дышится нормально, пыли ощутимо поубавилось, да и температура заметно упала. С натугой откидываю пропыленный край арафатки, сдвигаю на лоб очки. Не помогает. Все остается невообразимо реальным. И десяток связанных мужчин-арабов в незнакомого вида одежде, и стоящие вокруг арбалетчики в средневековых латах, и два невысоких, но кряжистых рыцаря в грязно-белых одеяниях поверх кольчуг. На одежде чернеют кресты, на богато украшенных поясах висят длинные мечи. Мечами в ножнах попроще и копьями вооружена группа воинов (в голове всплывает – кнехты) рядом с лошадьми. Серый полотняный шатер метрах в двадцати дополняет картину. Сам никогда к реконструкторам или ролевикам не относился, на съемках фильмов про темное Средневековье не бывал, но уверен – это не кино. Невозможно так достоверно сыграть отчаяние и бессильную ненависть одних (треть ранена – замотаны окровавленными тряпками) и злобную радость других. Чем объяснить мощный запах немытых тел и резкий – лошадиного пота? Нахожусь в середине группы связанных, непонятное оцепенение и то, что ноги утвердились сантиметрах в двадцати над каменистым грунтом, напрочь отшибает способность рационально мыслить. Более того – меня никто не замечает. В общем, попал. Здравствуйте, призраки минувшего, давно вас не было видно.
Один из рыцарей снимает с башки ведро с прорезями, изображающее шлем, подает подбежавшему оруженосцу. Наклоняется, протягивает руку. Его напарник делает шаг в сторону, и понимаю, что неясная куча у их ног – это человек. Женщина в бесформенных (хотя и явно дорогих) восточных одеждах со связанными за спиной руками. Ухмыляясь (ну и гнусная рожа), крестоносец говорит. Речь невнятна и еле слышна, но издевательские интонации улавливаю. Рыцарь грубо вздергивает женщину на ноги, что-то спрашивает. Явный ответ – нет. Сбивающая с ног пощечина (рука урода в кольчужной перчатке), снова поднимает несчастную и срывает хиджаб. Это преступление, по меркам Востока, некоторые из пленников (что помоложе) с протестующими криками (вроде лучше слышно) отворачиваются. А я не могу оторвать взор от открывшегося лица, черных длинных волос, потрясающе знакомых глаз. Это Сьюзи, погибшая напарница из параллельного мира, вечный укор моей совести. Гневно и с ненавистью она что-то кричит в лицо обидчику. Крестоносец хватает девушку за горло, выдергивает кинжал, угрожающе подносит… Нет, убивать не собирается. Со скотской похотливой ухмылкой распарывает хламиду, обнажая такое знакомое стройное плечо и тонкое изящное предплечье. Нечеловеческим усилием поднимаю весящий тонну «калашников», с ожесточением преодолевая всевозрастающее сопротивление, сбрасываю предохранитель, передергиваю затвор. Кажется, что воздух вокруг застывает, превращаясь в камень. Еще один рвущий жилы рывок… Звук колющегося на мелкие осколки стекла, мгновенно вернувшаяся легкость движения, резкий толчок земли в подошвы кроссовок, дружный испуганный крик-вздох пленников вокруг. И два четких выстрела поставленного на одиночный огонь «АКМ».
