– Ложь.
– Родимое пятно. У тебя на боку. Чуть выше поясницы. Похожее на букву «Y». С возрастом, вероятно, расплылось. Стало напоминать трилистник клевера, где один лепесток непропорционально вытянут.
Рука Хантера непроизвольно дернулась к указанному месту, но тут же вернулась на цевье карабина. Человек отметил жест и не удержался-таки от улыбки. Собеседник торопливо отвел взгляд. Человек вновь усмехнулся, но уже мысленно. Добавил:
– На пляж ты в Лесогорске не ходил. В общественную баню тоже. И других поводов снимать одежду при свидетелях не нашлось. Вывод?
– Вывод я сделал давно. Дураку ясно, что меня с самого Екатеринбурга ведут, и весьма плотно. Неясно другое – к чему вся мыльная мелодрама с родимыми пятнами, потерянными родителями и забытым родством… За дверью ждут папа с мамой, готовые прижать к груди и оросить слезами?
– Они умерли. Погибли. Оба. Давно, в семьдесят девятом.
– Хм… Если я не стану упорствовать и утверждать, что отец умер в двухтысячном, а мать жива до сих пор, – вы ответите на несколько вопросов?
Человек долго молчал, глядя на непроглядную темень за окном.
* * *
Василий Севастьянович тоже наблюдал за направленным непонятно куда шествием мохнатых тварей. Сам остался незамеченным: долгий опыт охоты не подвел и сейчас – встал,так, чтобы легкий ночной ветерок дул от зверей к нему.
Стоял, крепко стиснув ружье. Понимал: успеет сделать один, в лучшем случае два удачных выстрела. Потом навалятся и растерзают.
Да и как понять, разобраться, какая из зверюг повстречала в недобрый час Федора? Подстерегать по одной, валить всех без разбору не хотелось…
Человека, незаметно подбиравшегося к Сергею, старик увидел издалека. Ни крикнуть, ни предупредить – твари далеко уйти не успели. Василий Севастьянович поднял «Громовержец», прицелился. Ничего дурного незнакомец предпринять не успеет. Огромной двухсотграммовой пуле достаточно попасть куда угодно, хоть в кисть руки, – колоссальная кинетическая энергия снаряда мгновенно опеспечит шок и потерю сознания. Терминами внешней баллистики старый охотник не владел, но действие пуль «Громовержца» представлял неплохо.
Стрелять не понадобилось. Короткий разговор прошел без эксцессов, затем собеседники отправились в дом. Василий Севастьянович подумал, что его новый знакомый рассказал далеко не всё, что знал. Без всякого осуждения подумал – в этаком деле чем меньше язык распускаешь, тем дольше живешь.
* * *
Человек долго молчал, глядя на непроглядную темень за окном. Ничего не мог разглядеть там – пять поколений его предков прожили рядом со сморгонцами, но многих их умений перенять не сумели. Умение видеть в темноте, например.
Человек был стар, белоснежные волосы вполне соответствовали возрасту. Он сам лишь полтора десятилетия назад узнал подлинную историю своих предков. Не слишком удивился и поверил сразу: отец, доживший до ста с лишком лет, не раз намекал, что вполне мог бы претендовать на графский титул и обращение «ваше сиятельство», повернись всё по-другому в истории и страны, и их рода.
Мальчик, сидевший напротив, не хотел верить ничему. Так, наверное, хорошо натасканная собака-волкодав не поверит рассказу волка про общих предков…
– Ситуация странная, – сказал человек. – Ты желаешь задать вопросы. Но заранее объявляешь ложью ответы.
– Не так. Вопросы никоим образом не касаются моих так называемых родителей и их якобы гибели – уже догадываюсь, кого вы объявите ее виновником. Меня интересуют обстоятельства смерти двух других людей, убитых недавно и поблизости.
– Корни лежат в прошлом… – задумчиво протянул человек. И впервые заговорил не короткими взвешенными фразами – живо, эмоционально: – Именно тогда, в семьдесят девятом, ренегат Вербицкий рассказал о нашем поселении – в Якутии, в истоках Амги… Спасаясь, пришлось уходить поодиночке и мелкими группами – уцелевших искали с воздуха. И убивали. Ты представляешь, каково выдержать путь в тысячу километров – зимой, через Приленское плато, через полюс холода? Где птицы на лету замерзают? Где стволы деревьев раскалываются от холода? Выдержать одному и почти без продуктов…
Рука человека вновь потянулась к изуродованному лицу. И вновь отдернулась. Словно устыдившись вспышки эмоций, он закончил в прежней бесстрастной манере:
– Многие не дошли. Твои родители тоже. Ты даже не сможешь сходить на их могилу.
– Старая песня о главном… Может, сменим пластинку? Поговорим про старичка, чью голову ваши друзья насадили на штырь в городском парке. Или он тоже виновен в смерти моих «родителей» и голодном марше по Приленскому плато?
Человек помолчал. Сказал задумчиво:
– Пойми, Станислав… (Хантер недовольно дернул щекой.) Если ты услышишь всё, что хочешь, – уйти отсюда ты не сможешь. Вернее, уйти нашим врагом. Или станешь одним из нас, или… Но я опасаюсь, что ты опять ничему не поверишь.
– То есть я могу сейчас – не задавая вопросов – распрощаться, встать и уйти?
– Можешь, Никто не поджидает за дверью. Но ты всю жизнь будешь вспоминать этот незаконченный разговор. И когда-нибудь попытаешься узнать ответы. У своих командиров… И на этом всё закончится. Для тебя. Решай сам. Уйдешь – в следующий раз мы встретимся как враги.
– Чудненькая альтернатива… Решай, дескать, сам… Чтобы принять решение, предстоит услышать некую информацию. Услышав же ее, надо вливаться в ваши стройные ряды или украсить своей головой статую пионерки. Пожалуй, отложим беседу. А до реки вам придется меня проводить. Во избежание непредвиденных сложностей. Если что… – Хантер сделал легкое движение стволом карабина.
Человек, казалось, не слышал его последних слов. Долго раздумывал над чем-то, потом сказал:
– Есть еще один вариант. Ты услышишь всё. Полностью. Всё, что захочешь узнать, и даже больше. Без каких-либо неприятных последствий. Но – в несколько измененном психическом состоянии.
– Под гипнозом?
– Не совсем… Твоё «я»: и черты личности, и способность принимать решения – останутся в тот момент неизменными. Но наш разговор ты напрочь позабудешь. У нас есть… э-э-э… люди, способные на коррекцию чужой памяти. Научились. Когда охота на твоих предков и тебя тянется семь веков, научишься и не такому. Вопрос выживания.
Хантер изобразил сомнение, стараясь ничем не выдать радость. В Конторе имелись люди, хорошо умевшие помочь вспомнить – даже прочно забытое, даже стертое из памяти. И совсем неважно, что из памяти исчезнет даже само осознание необходимости что-либо вспоминать. Регулярный гипноконтроль – обязательная для младших агентов процедура – всенепременно зацепит след чужой суггестии. Остальное – дело техники.
Спустя приличествующее для раздумий время он согласно кивнул:
– Хорошо, попробуем. Приглашайте вашего гипнотизера.
…Женщина, весьма напомнившая Хантеру завхоза Зинаиду Макаровну, вышла. Он произнес недоуменно:
