Неделю назад Бомелей раскусил последний шарик – и действие его истекало. Чернокнижник предложил Ртищеву свое зелье в любом количестве – в обмен на жизнь и свободу. А пыткой, дескать, у него секрета не выведать – потому что остался еще один шарик, со смертельным ядом. Ядом, кстати, может оказаться и чудодейственная панацея – при передозировке. Очень удобным ядом – действующим даже через кожу и не оставляющим видимых следов отравления, лишь стократно усиливающим любую хворь…
Бомелей не сомневался, что Ртищев согласится на сделку. Даже намекнул, какие твари, очень похожие на людей, служат источником сырья для чудо-снадобья. И заклинал пуще глаза беречь схваченных вместе с ним старух-ведуний…
Ртищев раздумывал три дня… Было о чем… Раскрылся секрет небывалого влияния на царя Бомелея (и Субботы Осетра, сумевшего взять доктора за глотку): лиходей в буквальном смысле играл здоровьем Грозного, давно подверженного многим застарелым хворям, и при этом в своих гороскопах удивительно точно предсказывал царские болезни. Ртищев мог легко и просто продолжить ту же игру, стать первым человеком в государстве – первым после царя, разумеется…
* * *
В узилище доктора Бомелея он явился один, пряча под полой кафтана здоровенный тяжелый пистоль– заряженный, готовый к бою. Достал оружие, поджег фитиль от огонька свечи, приставил дуло к голове волхва – тот ухмыльнулся криво: нашел, дескать, чем пугать после трех месяцев в застенках Расправы.
Но что-то в глазах доктора дрогнуло, и Ртищев знал отчего. Одно дело – катать ко рту шарик с ядом и считать, что жизнь и смерть в твоей лишь воле. А совсем другое – почувствовать холодок прижавшейся ко лбу стали, знать: одно движение чужого пальца – и мозги твои выплеснутся, размажутся по каменной стене…
Именно так, не отнимая пистоля, Гаврила сделал свое встречное предложение: легкая смерть в обмен на оставшееся, уже готовое зелье – по словам Бомелея выходило, что небольшой его запас где-то припрятан.
Пленник снова ухмыльнулся и напомнил про яд. Ртищев медленно отодвинул пистоль, словно бы призадумавшись, – быстро перехватил за ствол и тут же огрел Бомелея по затылку. Разжал у обмякшего доктора зубы ножом. Преодолевая брезгливость, нашел-таки во рту последний восковый шарик…
Торопливо стал приводить в чувство. Времени терять было нельзя – взмыленный гонец только что привез известие: государь со всем двором направляется в Великий Новгород. А с ним Богдан Бельский, наверняка не оставивший намерения добраться до Бомелея.
* * *
Выданного Бельскому доктора перевезли в Москву и сожгли после нескольких дней новых, еще более жестоких пыток. Он мог перенести их так же стойко – три шарика из найденного запаса Ртищев успел-таки передать Бомелею.
Но «волхв Елисей» не молчал, оговорив множество людей, – и непричастных, и действительно замешанных в его тайные дела.
На казнь доктора собралась огромная толпа людей – проклятья вслед повозке с осужденным бросали вполне искренне, свято уверенные, что именно маг-иноземец виновен во всех бедах последних лет, что именно его наущениями монарх стал «немилостив на кровопролитье». Имя чернокнижника надолго осталось в памяти народной словом-пугалом…
Возможно, доктор мог избежать костра – или хотя бы отсрочить его Но не сказал Бельскому ни слова про свое зелье и сделку с Гаврилой. Потому что тремя неделями раньше в Новгороде были сожжены его старухи-ведуньи. Казнь произошла без особой огласки, и никаких дошедших сквозь века легенд не вызвала, осталась лишь краткая запись в царском Синодике убиенных: «В Новгороде
[10]
15 женок, сказывают, что ведуньи, волхвы…» Немногочисленные свидетели говорили, будто из охваченного пламенем сруба – открытые костры для своих аутодафе Русская Инквизиция никогда не использовала – доносились не людские крики, но прямо-таки звериный вой…
* * *
Опричнину Грозный всё-таки отменил – впрочем, верные псы государевы лишь сменили название, составив так называемый Удельный двор. А в Святой Расправе с тех пор установилось двоевластие – формальным главой оставался Богдан Бельский, но всё большую реальную власть забирал Гаврила Ртищев. И все знали, кто после смерти царя (всё чаще и чаще хворавшего без снадобий Бомелея) станет единоличным главой инквизиторов на Руси: прошли те времена, когда Ртищев держал в руках наследника Ивана лишь посредством двух перехваченных писем, – многие тайные дела связали их ныне накрепко…
Бельский тоже знал и никак не хотел смириться с таким развитием событий. И рискнул-таки – подмешал на одном из пиров дурманное зелье в питье самодержца. Царский кравчий, по обычаю делавший первый глоток из кубка Иоанна, не подозревал ни о чем, но негласно и загодя получил противоядие…
Когда царь вынырнул из наполненного кошмарами забытья, рядом лежало неподвижное, окровавленное тело старшего сына. Царевич был еще жив, но Бельский не сомневался, что истинных обстоятельств дела рассказать умирающий не сможет: получил первый страшный удар по затылку, не успев обернуться на послышавшиеся сзади шаги… Затем кровью наследника измазали конец посоха, с которым не расставался Грозный, туда же аккуратно прилепили несколько волосков из шевелюры Иоанна Иоанновича..
* * *
Авантюра Богдана Бельского, сделавшая следующим русским царем кроткого и богобоязненного Феодора Иоанновича, осталась первой и последней удачей главного русского инквизитора… Вся последовавшая его жизнь – до бесславного убийства в 1611 году в Казани – стала сплошной чередой провалов.
В последний год жизни Грозного ездил Бельский во главе посольства в Англию, вел переговоры об очередном, восьмом браке государя с королевской сестрой Марией Гастингс – неудачно. В начале царствия Феодора попытался было возродить опричнину – вновь неудачно. После смерти Феодора Иоанновича, не оставившего наследников, попытался вновь впихнуть на престол псевдоцаря Симеона Бекбулатовича – тщетно, самодержцем нежданно-негаданно стал Годунов, который не простил попытку Бельского – спустя четыре года приказал выщипать по волоску бороду и отправил в ссылку. Затаивший бешеную злобу Богдан сделал главную жизненную ставку на Самозванца – и вновь проиграл всё…
Но тогда, после смерти царевича, Бельский свято верил в свою звезду. И стал исподволь убирать с ключевых постов в Расправе людей Ртищева, подбираясь к главному своему неприятелю. И был близок к успеху – нрав у Грозного в последние годы и месяцы стал уж вовсе непредсказуем, летели головы самых ближних, самых верных…
Гавриле ничего не оставалось, как пустить в ход последние восковые шарики из запаса Бомелея. Подкупленный теремный холоп натер извлеченным из них зельем белые фигурки в комплекте царских шахмат… Холопа, бравшего зелье голыми руками, даже не пришлось убивать – тучный, одышливый, он сам умер в тот же день от приступа удушья.
Ртищев терпеливо ждал, зная, что ждать недолго, – порой на царя находил стих сыграть после обеда в шахматы. Причем Грозный всегда выбирал белые фигуры…
