Зато со сцены видно весь зал — это, конечно, плюс.
«Мне не нравится вон тот неприметненький мужичок — сидит за столиком в одиночестве уже довольно давно, делает вид, что читает инфоленты, но пролистывает экраны машинально. Хотя, может быть, он просто не находит ничего интересного для себя? По сторонам не смотрит, на дверь не поглядывает — значит, скорее всего, никого не ждет.
А вот те двое в полутемном углу — эти явно ждут. Судя по одежде, не местные, но и на космов не похожи. Пассажиры? Просто мирные торговцы, заскочившие чтобы посмотреть на местную экзотику? Ведут себя расслабленно, человек улыбается, слушая своего собеседника — темирника. Тот сидит вполоборота к сцене, так что видна лишь бледная щека и кончик острого носа.
Вот оно!»
В зал входят двое мордоворотов, обводят зал пустыми глазами, расходятся в разные стороны и занимают два свободных столика у входа. Следом за ними появляется невысокий человек в потертой куртке. Гладко выбритая голова, плотно прижатые к черепу уши — Хуан Тоарес собственной персоной.
«Хорошо, что меня он не видел, у этого гада, судя по досье, фотографическая память». Это была еще одна причина, по которой девушка стояла на сцене, шепча в микрофон. Рейнджера «с земли» мало кто знает в лицо — мобильные патрульные группы работают в масках и шлемах с глухими забралами, сведения о них доступны лишь достаточно узкому кругу руководства и смежных служб.
Тоарес прямиком направился к столу, за которым сидели человек и темирник.
— Мне одиноко, и ты та-а-а-а-ак далеко, — Татьяна раскачивалась, закрыв глаза. Точнее, почти закрыв.
Неужели только двое? Быть того не может. Двое агентов у стойки бара — парень и девушка. Парень положил руку девушке на плечо, что-то шепчет на ухо, та визгливо смеется, откидываясь назад и стреляя глазками по сторонам. Ага — срисовала обстановку.
Двое подтянутых мужчин за столиком у сцены. Плечистые, коротко стриженые, у одного какие-то странные, тревожащие черты лица. Бледная кожа, узкие глаза — похож на темирника, но не темирник. Одеты неброско, очень функционально. Разведка? Прикрытие покупателей? Не просчитываются, и это плохо.
Кто-то спускается по ступенькам.
Татьяна смотрит на вошедшего, и у нее замирает сердце.
Три года она засыпала и просыпалась, крепко обняв его. Мое. Не отдам. Никому. Просыпалась и крепко прижималась к его спине — убеждалась, что он здесь, не исчез, лежит и тихо посапывает во сне. Только после этого можно было открывать глаза и начинать жить — зная, что мир прекрасен и она самый счастливый человек на свете.
Об их связи знали, но руководство закрывало глаза — Татьяна Вольски и Брюс Сосновски были одним из лучших патрулей, придраться не к чему, а что до нарушения устава... Ну... такие нарушения принято не замечать.
А потом была ночная засада, ударившая в грудь пуля, выбившая ее с заднего сиденья джипа, тяжело ударившая в спину земля и машина, подлетающая на столбе оранжевого огня, и человеческая фигурка, бессильно повисшая на ремнях безопасности.
Она смогла доползти до машины. Перерезав ремни, выволочь тяжелое непослушное тело.
И потеряла сознание.
Ее спас бронежилет. Его — везение. Но везение — редкая сука, как оказалось. Сначала он глушил боль таблетками. Потом наркотиками.
Потом его уволили.
Теперь она сжимала его каждую ночь, чтобы он не ушел.
Но он уходил. Возвращался под утро и снова засыпал.
Потом он ударил ее.
Татьяна собрала вещи и ушла.
Она слышала, что Брюса видели в притонах для любителей ксеномодов. Потом он пропал совсем и объявился год спустя. Всплыл в окружении одного из контрабандистов. Поговаривали о его причастности к исчезновению нескольких особо несговорчивых таможенников и одного не в меру принципиального фермера.
Услышав такие разговоры, Татьяна вставала и уходила. Отчаянно хотелось вычеркнуть прошедшие годы из головы, но не получалось. Помог маленький джаз—клуб.
Брюс посмотрел на сцену и улыбнулся.
Очень нехорошо улыбнулся.
Закурив, он подошел к столику, за которым что-то негромко обсуждал с покупателями Тоарес, и, закрывая его от Татьяны, что-то сказал.
Не прекращая петь, Татьяна завела руку назад, надеясь, что со стороны это выглядит как чувственный изгиб, и нащупала рукоятку пистолета в поясной кобуре.
Выхватила оружие и гаркнула в микрофон:
— Полиция! Всем оставаться на своих местах!
В тот же момент пьянчужка, дремавший над порцией джина рядом с агентами, вытянул руку, в которой оказался компактный игольник, и прострелил девушке голову.
Парень тут же откинулся назад и, падая со стула, попытался достать оружие. Снова шипение игольника, но агенту везет, перекатившись, он рыбкой ныряет под прикрытие столов.
Брюс разворачивается — белые глаза, застывшая ухмылка, в руках — короткоствольные пистолеты—метатели.
Татьяна стреляет ему в центр груди и прыгает со сцены. Грохочут метатели, разнося в пыль задник, взвизгивают колонки, летят искры. Где-то над головой раздается стаккато автоматной очереди.
Черт! Автомат-то у кого?
Подобное оружие было безнадежно устаревшим, но дешевым и в городских условиях не менее эффективным, чем игольник. Да еще и более безопасным, чем лучевое. За это его любили преступники во всех концах Империи, но протащить такое оружие в таверну?
Бармен поливал зал огнем, выцеливая уцелевшего агента, а со стороны дверей доносилось шипение игольников и рявканье метателей. «Пьянчужка» не давал высунуться уцелевшему агенту, тот пытался отвечать, но безнадежно мазал. В ухе ожила горошина коммуникатора:
— Рейнджер, что происходит?
— Штурм! Командуйте штурм! — проорала Татьяна, нажимая на спусковой крючок. Времени на объяснения не было, как и на то, чтобы сказать все, что она думает об идиоте, вздумавшем задавать такие вопросы.
Бармен вскрикнул и скрылся за стойкой.
— Штурмгруппа под огнем, — ответил голос в наушниках. — Сильный обстрел. Не можем подойти ко входу. Доложите обстановку в зале!
— Плотный огонь. Минимум трое. Автоматическое оружие, метатели.
Над стойкой появился автомат, бармен, не глядя, выпустил длинную очередь.
Мигали лампы аварийного освещения, кто-то визжал у дверей. Татьяна рискнула выглянуть из-за колонны, за которой нашла укрытие.
Троица, беседовавшая за столом, сноровисто удирала в сторону служебного входа, а прикрывал ее... Брюс!
Державшийся за грудь, бледный, но двигающийся уверенно и быстро.
Из служебной двери появилась еще парочка боевиков, вооруженных метателями. Бармен и «пьянчуга» усилили обстрел.
— Огонь! — прокричала Татьяна, отчаянно надеясь, что агент ее услышит, и выкатилась из-за колонны, стреляя в сторону боевиков.
