– Я же сказала, наше сходство следователи проглядели.
– Но как возможно, что два человека, не будучи родственниками…
– Думаю, вы заслужили мою откровенность. Хотя говорить об этом тоже не просто. Совсем не просто, – добавила я.
Мой рассказ занял минут десять, я старалась сократить его до минимума. Признаться, что я и Виола подкидыши, оказалось даже труднее, чем я думала.
– Выходит, вы сестры? – ошалело спросил Лебедев, как видно, до конца не в силах поверить в мой рассказ.
– Выходит. Плоды греха, которые пытались скрыть. При этом рассовали нас по разным приютам, причем в разных областях, чтобы установить между нами связь оказалось еще труднее.
– Но… что конкретно пытались скрыть?
– Этот вопрос и меня очень интересует, – усмехнулась я.
– Предположим, обеих девочек подбросили бы к дверям одного роддома. Что бы это изменило? – не унимался Лебедев. – Зачем понадобилось разделять детей?
– Найти приемных родителей для одного ребенка проще, чем для двоих. Может, так мамаша проявляла свою заботу…
– Да она просто ненормальная, – возмутился Лебедев. – Будь вы вместе… по крайней мере, один близкий человек рядом…
– Я подумала, вдруг Виола что-то узнала о своих родителях… о наших, – поправила я себя и вновь усмехнулась.
– Узнала здесь, в Лебяжьем? Но как?
– К вам она с просьбой помочь ей в розыске родителей не обращалась, значит, смогла обнаружить след сама.
– По-моему, это маловероятно, – покачал головой Лебедев. – Ее розыски, я имею в виду. Я бы знал об этом…
– Вы же сами сказали, Виола – человек скрытный. Она подружилась с Татьяной, ее внимание привлек докторский дом… – Я схватила листок бумаги с карандашом и вновь принялась чертить схему. – Смотрите, одного ребенка оставляют в Павловске, другого в Киреевске, Виола снимает дом в Лебяжьем, а ее тело обнаружили неподалеку от областного центра. – Лебедев с очумелым видом наблюдал за мной без всяких признаков понимания. – Все происходило здесь…
– Ну да, – кивнул он.
Отчаявшись донести до него свою мысль, которая, признаться, и для меня была не особенно ясной, я вздохнула:
– Здесь и надо искать ответ.
– Подождите… – поднял он руку. – По версии следствия, Виолу убил маньяк, который ранее ее похитил… вы что же, с этим не согласны?
– Не знаю, – честно призналась я. – Допустим, маньяк. Две девушки, фамилии которых в своей темнице видела Виола, бесследно исчезли. Скорее всего, обе убиты. Но тела он тщательно спрятал. Так тщательно, что их не нашли до сих пор. Почему тогда тело Виолы он выставил на всеобщее обозрение? Да еще с некоторой театральностью. Снежный ангел…
– Что вы сказали? – с трудом произнес Лебедев.
– Она была похожа на ангела. Раскинутые руки, точно крылья… белая ткань с прорезью для головы… – Увидев, как побледнело его лицо, я с опозданием поняла, что говорить это, пожалуй, не стоило, и поспешно добавила: – С чего вдруг ему изменять своим привычкам? Я не психолог и никогда не имела дела с маньяками, но они потому и маньяки, что ими движет некая идея… и от нее они не отступают.
– Я тоже в маньяках не силен, но, думаю, вы правы. Тогда… кто-то воспользовался историей с похищением, чтобы разделаться с Виолой… в расчете на то, что следствие решит: убийца и есть тот самый похититель?
– Расследование проводят в строжайшей тайне, вот я и подумала: возможно, наш папаша человек могущественный…
– Виола напала на его след, и он разделался с ней?
Я пожала плечами, вспомнив нелицеприятные отзывы Алекса о бывшей возлюбленной.
– Что, если она пыталась папашу шантажировать? – сказала я.
Лебедев с сомнением покачал головой.
– Нежелание следователей, чтобы слух о маньяке достиг ушей обывателей, вполне понятно. С одной стороны, у них нет стопроцентной уверенности, что убил Виолу именно он, с другой… знаете, сколько девушек ежегодно бесследно исчезают только в нашей области? И сколько из них могли стать его жертвами?
– Никакого папаши в реальности может и не быть, – согласилась я. – Отцом стал любовник на одну ночь, который о нашем существовании даже не подозревает. По мнению приемной матери Виолы, девушка знала о том, что она ей не родная… вот я и решила: Виола пыталась разобраться в тайне своего появления на свет.
– Ничего подобного от нее я не слышал, – вновь покачал головой Лебедев. – С Татьяной я беседовал несколько раз. Мне важно было знать, о чем они говорили с Виолой. Она утверждает, ничего особенного в этих разговорах не было. Да, расспрашивала об истории с врачом, но Татьяна считала: обычное любопытство.
– А в последний день о чем шел разговор?
– Татьяна неважно себя чувствовала. Выпили чаю, она пожаловалась на свои болячки, и Виола вскоре отправилась к себе…
– Должно что-то быть, – настаивала я. – И это что-то заставило Виолу изменить свои планы. Она поехала не в областной центр, а в Киреевск, логично предположить, ей требовалось срочно поговорить с матерью. Не по телефону, а с глазу на глаз. – Тут я почувствовала, что снова увлеклась. Вероятно, Виола с самого начала не собиралась в областной центр, по крайней мере, встречи с психологом в тот день назначено не было, хотя Лебедеву она сказала, что едет к нему…
– У меня была подобная мысль. Можете поверить, я был очень настойчив. Но ничего от Татьяны не добился. Сомневаюсь, что она врет. По крайней мере не похоже…
– Меня она встретила очень неприветливо.
– Неудивительно. Характер у старухи тот еще, а полгода назад ей не раз приходилось отвечать на вопросы следователя. Она ведь не шпион со стажем и непременно бы проговорилась… А что это за племянник? – кивнул Лебедев в сторону исписанных мною листов. Пришлось объяснить. – Голова кругом, – признался он, выслушав меня. – Сколько всего вы успели раскопать…
– Ага. Только что теперь с этим делать? Чем больше я узнаю, тем еще больше все запутывается.
– Ничего, разберемся, – кивнул он, в тот момент его уверенности у меня не было.
– Вы пробовали разузнать о прошлом Виолы? – спросила я, вновь подумав об Алексе. – О ее жизни за границей…
– Шутите? У меня нет таких возможностей.
Действительно, откуда они возьмутся у замначальника полиции захудалого районного городка? А жаль. Очень хотелось бы знать, что было правдой в рассказе Алекса, а что нет.
– Вы так и не сказали, что это за друг, которому Виола отправила картину, – напомнил Лебедев.
– О нем я услышала от знакомого адвоката, – соврала я по неведомой причине. – Адвокат и сообщил мне об именах девушек.
– Вот как? – кивнул Лебедев, и впервые в его глазах появилось недоверие, а я мысленно чертыхнулась. Вряд ли он с восторгом выслушал бы мою повесть о любовнике Виолы, которому она к тому же отправила картину. Выходит, Алексу она доверяла, а Лебедеву – нет? Стоит поразмышлять над этим… А если причина проста? Только дура болтает одному любовнику про другого. Возможно, Алекса она еще надеялась вернуть, но и Лебедева терять не хотела… Если у нее не было доверия к следствию, возможно, это отразилось и на ее отношении к новому возлюбленному, ведь он в определенной ситуации повел бы себя как представитель закона, а не как свихнувшийся от любви мужчина, хотя Лебедев как раз пытался убедить меня, что от любви свихнулся…
