Усталые и изнурённые, мы вошли в свою палатку только часам к десяти вечера, но на этом первый день нашего пребывания в батальоне не окончился. Начались внутренние разборки. Домовой и ещё три здоровых мужика, с которыми у него оказалось много общего — они тоже были ворами, — прижали в угол тщедушного паренька, который не выдерживал бега, и начали его ногами избивать. Непорядок. Против них вышли трое: Стас, я и ещё один крепкий паренёк, имя которого мы пока не успели узнать. В итоге недолгого разговора завязалась драка, и Домовой с корешами огребли по полной программе, хотя и нам досталось крепко.
На шум влетели сержанты с дубинками в руках, да так вовремя, как если бы рядом находились и ждали, чем дело закончится. Воров и хилого паренька утянули в санчасть, а нам влепили по наряду и отправили на плац наводить красоту и кирпичики, за день из основы выпавшие, резиновыми молоточками обратно в землицу вбивать. Вроде бы несправедливость налицо, но, как ни странно, мы не унывали, и обиды на сержантов не было. Под светом нескольких электроламп, получавших энергию от дизель-генераторов, шумевших где-то вдалеке, в одном из дворов, мы работали и переговаривались.
— А хорошо мы им врезали, да? — спрашивал паренёк.
— Точно, — подтвердил я, — хорошо. Кстати, тебя как звать-то?
— Иваном, — откликнулся он, — а фамилия моя — Тарасов.
— Будем знакомы, я Саня Мечников, а это, — я указал на друга с разбитыми губами, — Станислав Иноков.
До палатки и своих спальных мешков мы добрались часам к трём ночи, и можно было сказать, что служба наша началась нормально и примерно так, как я себе это и представлял.
Глава 4
Кубанская Конфедерация. Станица Кисляковская
22.12.2056
Слышь, прапор, — я постучал в дверь склада, — открывай.
— Тебе чего, боец? — Дверь приоткрылась не полностью, и в щель выглянуло лицо начальника вещевого склада, полного смуглолицего прапорщика лет около пятидесяти.
— Ты чего нам дал, змеюка? — Старенький латаный рюкзак плюхнулся на крыльцо.
— А что не так?
— Почему всё снаряжение и униформа второго срока?
— Да ты, я смотрю, совсем берега потерял, воин. — Прапор распахнул дверь настежь, увидел рядом со мной ещё двух бойцов, а за нашими спинами Ахмедова и переключился на него: — Что-то хотел, Исмаил?
Сержант указал на меня пальцем:
— Ашот, это наши бойцы. Ерёменко на тебя обидится за такое отношение к своим солдатам.
— Да откуда я знал, что они ваши? — всплеснул руками вещевик. — Пришли вместе со всеми, ни слова, ни полслова, всё получили, расписались и ушли. Знал бы, что это солдаты Ерёменко, только нулевые вещи им выдал бы.
Сержант поморщился:
— Давай без этого, Ашот. Ладно, парни, они не в курсе, что к чему, а ты разнарядку получал и должен был знать, что три человека, Тарасов, Иноков и Мечников, идут по отдельному списку снабжения вещевым довольствием.
— Ладно, поймал ты меня, Исмаил. — Прапорщик расплылся в благостной улыбке, посторонился от входа и кивнул внутрь склада. — Проходите.
Мы прошли на склад и в этот заход получили то, что нам было положено. В первую очередь — прочные и вместительные туристические рюкзаки, пошитые в нашей швейной мастерской, а уже в них укладывалось всё остальное: берцы, камуфляжи, горка, плащ-палатка, свитер, рабочий комбез, куртка, майки, шуршун, тёплое бельё, противогаз, ОЗК и ещё десятки необходимых в армейской жизни вещей.
Нагруженные добром, мы покинули опечаленного прапорщика Ашота и направились к бронированному «Уралу», который должен был отвезти нас в расположение нашей роты. Исмаил-ага по дороге куда-то пропал, наверняка к землякам своим рванул, а мы, загрузившись в кузов машины, кинули рюкзаки и попадали на них сверху.
Наш курс молодого бойца был окончен вчера, и мы стали полноправными гвардейцами, но эти дни я буду ещё долго вспоминать с содроганием. Капитан Максимов гонял весь наш курс так, что за малым из ушей дым не шёл, но результат, как говорится, был налицо, кое-что мы уже умели. Конечно, профессионалами не стали, но оружие освоили и всё, что нам было нужно знать для нормальной службы в гвардии, знали. Кстати, слова Максимова оказались пророческими одно к одному: из тридцати человек после его учёбки на выходе осталось десять, хотя на кладбище отправились только трое — их расстреляли за воровство, а остальные отсеялись во вспомогательные подразделения. Шварца, например, забрали в автороту, Костю Свиридова к радистам, а щуплый паренёк, которого мы прикрыли от воров, так и остался в санчасти, поскольку оказался не понаслышке знаком с медициной.
Самое главное, удалось за время учёбы понять, куда же мы всё-таки попали, и разобраться в местной иерархии. По всем официальным бумагам получалось, что в батальоне — тысяча двести бойцов, которые тянут службу в боевых ротах различного назначения и получают из казны положенное гвардейское жалованье. Самих рот было десять: две мотострелковых, шесть разведки и две спецназа. Все остальные части, которых оказалось не так уж и немало, шли как вспомогательные, и в них числилась ещё почти тысяча солдат и офицеров, но получали они стандартное жалованье территориальных войск. Ко всему этому количеству имелись ещё и батальонные иждивенцы: жёны, дети, родня военнослужащих и пенсионеры, так и оставшиеся после увольнения при батальоне, а это ещё тысяча человек.
Наверху командной цепочки стоял комбат, которого избирали открытым офицерским голосованием каждые пять лет, а уже он, с одобрения всё тех же офицеров, назначал всех остальных командиров. За ним шли начальник штаба, заместитель по боевой подготовке, заместитель по тылу и затем — командиры рот. В данный момент комбатом был полковник Игнатьев, но из слухов, которые почерпнули при общении с бойцами, мы узнали, что следующим командиром Четвёртого гвардейского, скорее всего, станет майор Ерёменко-младший, сын прежнего комбата. Кстати, именно в его роту спецназа мы и ехали служить.
Как оказалось, не весь батальон находился в Павловской, а только тылы и мотострелковые роты, — разведка и спецназ тянули службу в безлюдных пустошах по границе с Донским Царством. Две роты разведчиков сидели в бывшей Крыловской, две — в Кущевской и ещё две — в Ленинградской. Наша рота спецназа находилась между ними, на брошенных развалинах станицы Кисляковской, и ещё одна ушла на «боевой выход» в сторону Дона отслеживать миграции «беспределов».
— Отмучались, — выдохнул Стас, развалившись на своём рюкзаке и закинув руки за голову. — Думал, что сдохну от таких напрягов, но нет, вытянул и стал себя за это уважать.
— Да-а-а… — протянул Ванька Тарасов, — всё же зверь этот Максимов, сущий монстр. Не дай бог к такому в подчинение попасть.
— Нормально, — включился в разговор я. — По-другому ведь никак. Сами видели, что за народ с нами вместе бегал. Ладно, если человек нормальный, пусть по физическим кондициям не тянет, но старается, а если оружие в руки такие, как Домовой с корешами, получат, то пиши пропало, самые натуральные «беспределы», только обученные. Да чего говорить, их даже властям сдавать не стали после поимки и суда, вывели в чисто поле и расстреляли, как собак бешеных.
