А Швыр с теткой пошли не торопясь на Сретенку. Уже через минуту они разругались вдрызг, в пух и прах. Они не видели ни машин, ни светофоров, ни прохожих, которые останавливались и провожали эту странную пару изумленными взглядами. Швыр, размахивая руками, пенял тетке, что она создала неуправляемого монстра, и еще не известно, чем эта история закончится.
– Ты что, не видишь, что за сумрак на Москву пал? – кричал он, едва не топая ногами. – Думаешь, это обычный пасмурный день? Нет, тетушка! Это магическое ненастье. Мы с тобой нарушили симметрию добра и зла! Что теперь будет с нашим миром? Этот Брюс обладает неимоверной Силой, тем более что он и физически стал здоровее Кинг-Конга.
Ванда пыталась оправдываться, но получалось у нее малоубедительно. Она и сама сознавала вину, и только гордость мешала признаться в совершенной ошибке. Так, переругиваясь и обвиняя друг друга в существующих и несуществующих грехах, они вышли на Садовое кольцо и двинулись в направлении Сухаревской площади.
– Ничего, Мишенька, бывает и на старуху проруха. Ну лоханулись мы в этот раз, – сказала Ванда, бодрясь изо всех сил, – ничего страшного, соберем силы, справимся с этим психом ненормальным. А потом ты поможешь мне найти перстень Гиппократа? Достанешь мне его, ладно?
– Оставь и думать, хватит с меня ваших перстней! Никогда. – Кровь бросилась ему в лицо, он остановился и крикнул на всю улицу: – Ты слышишь, никогда больше не буду заниматься магией. Заруби это себе на носу.
Швыр повернулся и пошел вперед так быстро, что тетка с трудом его нагнала.
Она начала убеждать, что от судьбы не уйдешь, а если уйдешь, то все равно беды не оберешься. Ему ведь на роду написано, что быть ему великим магом, три реки в нем сошлись-слились и дали Силу великую. И она ему свою Силу передаст когда-нибудь. Это бремя нести придется ему всю жизнь.
– Нельзя тебе, Мишенька, добровольно от Силы отказываться. Кто другой чего только не выдумает, чтобы ее получить! Взять Сталина. Ему раз на этапе в ссылку цыганка нагадала, что быть ему императором России, родись он годом позже. И что ты думаешь? – Она заглянула племяннику в глаза и с выражением, торжественно сказала: – Сменил он себе с помощью магии асцедент и стал тем, кем стал! А тебе и менять ничего не надо, только быть собой, и все!
Но Миха, насупившись, стоял на своем: не быть ему магом, и все тут. Тетка, забывшись, схватила его за рубашку обеими руками, развернула к себе и… заплакала от боли в обожженной ладони.
Миха тут же забыл обо всех разногласиях. Обнял Ванду, легонько прижал к себе. Все-таки он любил ее даже больше родителей, которые его еще в детстве бросили на руки тетке, а сами по сей день продолжают мотаться по своим заграницам. Миха аккуратно развернул руку Ванды ожогом вверх. Поперек ладони шла вздувшаяся полоса огромного волдыря. Ужасное зрелище! Михаил сделал несколько круговых пассов над изуродованной рукой, а потом подул на нее. Ожог уменьшился вдвое. Новоявленный лекарь подул еще – волдырь исчез, будто его не бывало.
– Ну вот, все прошло. Уже не болит, – с интонацией участкового врача произнес Михаил.
Ванда взяла Михаила под руку. Ругаться им уже не хотелось.
Ворожея даже улыбнулась, когда подумала, что царство магии внутри нас есть, и от этого никуда не деться. Ей было бы легче и проще, если бы вместо племянника у нее была племянница. Хотя даже средненький колдун, если, конечно, он происходит из знаменитого рода, всегда сильнее самой продвинутой ведьмы. Быть наставницей юного колдуна очень почетно, но Швыров был упрям, как сто ослов, и бабе Ванде было с ним нелегко. Ведь ей приходилось почти насильно впихивать магические знания в своего непутевого племянника.
Ванда посмотрела на свою ладонь – она все еще не могла прийти в себя от изумления. Ведь ей самой пришлось бы возиться не один час, а то и не один день, чтобы излечиться. А этот пацаненок вот так просто дунул-плюнул, и нате вам пожалуйста – результат налицо. Какой же Силой надо обладать, чтобы выкинуть подобный кунштюк с такой вот изящной легкостью и простотой? Ай да племянничек! Ай да молодец! И как ловко шифруется: не могу, мол, не умею, не хочу! А сам уже посильнее ее самой будет…
Она, не останавливаясь, на ходу радостно и преданно заглянула своему Мишеньке в глаза и крепко-крепко прижала к себе локтем его руку…
Расставшись с друзьями в вестибюле высотки, профессор спустился по запасной лестнице в подвал. Здание это строилось в самый разгар холодной войны, поэтому огромный стилобат, на котором оно было построено, уходил под землю не на один десяток метров. Кроме кинотеатра и магазинов в нем уместилось множество подсобных помещений и складов, а в нижней его части находилось бомбоубежище, соединенное целой системой ходов с подземными коммуникациями Москвы.
Профессор спустился в бомбоубежище и, распугивая тишину и мышей грохотом лат, прошел по слабоосвещенному подвалу в самый дальний его конец. Здесь он остановился у железной бункерной двери с поворотным засовом, похожим на руль большегрузного автомобиля. Но крутить его даже не пришлось – он повернулся сам!
Дверь со скрипом отворилась, и Серебряков беспрепятственно проник в подземные катакомбы. С ориентацией в пространстве проблем не возникло. Как только он сбивался с пути, на него наваливалась такая свинцовая тяжесть, словно он оказался на планете-гиганте. Меч, особенно зигзагообразные следы электрических разрядов на его клинке, слабо светился в темноте, но этого сияния вполне хватало, чтобы не потеряться в полнейшей темноте. Профессор довольно быстро стал продвигаться по узкому коридору вперед. При этом он так легко находил дорогу в запутанных лабиринтах бесконечных коридоров, что сам себе диву давался, а потом его осенило – это Брюс ведет его в нужном направлении.
Серебряков был страшно разочарован поведением кумира и подавлен из-за того, что все вышло не так, как он себе представлял. С другой стороны, профессор понимал, что сам он является весьма слабеньким магом-самоучкой! Кто он такой по сравнению с великим чернокнижником? Так, мелкая сошка.
Но это ведь не повод поступать с заслуженным ученым так надменно и бесчеловечно! Все-таки без него этот монстр сейчас был бы просто кучкой старых костей в пластиковом ведре, не говоря уже о черной коробке на полке склада…
Тут Серебряков чуть было не подвернул ногу, наступив на некстати возникший на пути кирпич. «Неужели Брюс контролирует мои мысли? – подумал профессор. В подтверждение этой теории с бочкообразного кирпичного свода свалился кусок известки и звонко чиркнул его по шлему.
Ход, по которому шел профессор Серебряков, раздвоился, но ученый уверенно повернул направо. Коридор начал сужаться, в некоторых местах рыцарю приходилось со скрежетом протискиваться в узкие щели, царапая железные бока о кирпич или бетон. Так продолжалось довольно долго, пока впереди не послышался странный шум, и профессор остановился.
Шум звучал настораживающее, он приближался, и Серебрякову стало очень неуютно, несмотря на доспехи и зажатый в руке меч. Серебряков прислушался. Больше всего шум был похож на негромкое шипенье паровоза или большой змеи. Через минуту прямо под ноги профессору выкатился целый полк крыс. Это их лапки дробно стучали по полу, а эхо разносило шум по подземелью.