Я вышла на проезжую часть проспекта Мира и подняла руку.
Почти сразу ко мне подкатила машина.
– На Шаболовку довезете?
За рулем старенького «Москвича» сидел такой же старенький
человек.
– Как поедем? – скрипучим голосом осведомился он.
– Все равно.
– Ох, люди говорят «все равно», а потом начинают:
почему так едешь, а не иначе. Вы уж лучше скажите!
– Мне действительно все равно, главное, поскорее туда
попасть.
– Ну как хотите. А номер дома на Шаболовке какой?
– Не помню, я давно там не была, но я найду.
В машине я закрыла глаза, чтобы не пялиться на обновленные
улицы, не отвлекаться от того совершенно забытого тепла, что разливалось внутри
при воспоминании о беспутной тетке… Как я могла выкинуть ее из своей жизни на
столько лет? За что? Боже мой, сейчас даже вспомнить страшно, какая ненависть
ко всем и ко всему жила во мне в первые годы эмиграции… В ее огне сгорело и
невеликое мое прошлое, да и настоящее она тоже выжигала. Как я жила тогда? И
сколько лет меня все это мучило… А как я мучила всех, кто приближался ко мне… Я
была одинока, и только Янек, польский эмигрант на десять лет старше меня,
что-то понял, сумел разглядеть и полюбить… И я начала оттаивать, но прошлое,
мне казалось, безвозвратно сгорело… А теперь…
– Мадам, вот Шаболовка, – проскрипел старичок.
Я открыла глаза. Шаболовка почти не изменилась. Слава богу!
– Вон к тому дому, пожалуйста!
Я подошла к подъезду. И тут мало что изменилось, только
дверь была заперта. Ничего, скоро кто-то выйдет или войдет, я подожду… Господи,
только бы она была жива… И вдруг я вспомнила, как она часто шутила: «Чтобы я
уехала отсюда? Ни за что! Тут рядом два кладбища – Донское и Даниловское,
соседкам будет близко ходить на мою могилку!» – и подмигивала мне, мол, это
ерунда, я никогда не умру, не бойся…
Дверь открылась, вышел пожилой мужчина с шарпеем на поводке.
Раньше в Москве шарпеев не было. Я проскользнула в подъезд. Пахло тут не
слишком хорошо, и лифт не работал. Мне стало легче, вообще тут, на Шаболовке,
все было ближе к прошлому… Я поднялась на третий этаж и с бешено бьющимся
сердцем подошла к Муриной двери. На площадке было три квартиры. Но Мурина дверь
была самой новой и элегантной. Я набрала в легкие воздух и позвонила.
– Кто там? – раздался молодой голос, не похожий на
Мурин.
– Простите, Мария Сергеевна дома?
Дверь распахнулась. На пороге стояла девушка в одной майке,
босая и растрепанная.
– Доброе утро. Вы к маме?
– Мне нужна Мария Сергеевна Северцева…
– А она на даче. И потом она не Северцева, а Юрьева.
Северцева ее девичья фамилия.
– Так ты, значит, ее дочь?
– Ну да, а вы кто?
– Не знаю, говорила ли тебе мама… Я, собственно, ее
племянница…
– Вы Дина? – закричала девушка. – Вы правда
Дина?
У меня в горле стоял комок. Я только молча кивнула. Но
девушка, видно, поняла мое состояние.
– Да вы заходите, что ж на лестнице стоять? Ой, вам
плохо, да?
– Нет, нет, просто от волнения… Столько лет прошло… Я
очень боялась… Но, слава богу, все хорошо, да?
– Ой, как мама обрадуется! Я ей сейчас позвоню!
– Погоди, а как тебя зовут?
– Майя. Ой, а вы, значит, моя двоюродная сестра?
Кузина, да? Супер! – захлопала в ладоши Майя.
– Тебя, конечно, назвали в честь Плисецкой?
– А как вы догадались?
– Мура всегда была помешана на Плисецкой.
В этот момент из комнаты донеслось тихое покашливание. Майя
вдруг залилась краской.
– Извините, пожалуйста, я… Я сейчас, да вы проходите на
кухню, я кофе сделаю.
Она юркнула в комнату и прикрыла дверь, но я успела
расслышать: «Быстро собирайся, моя кузина из-за бугра приехала».
Кухня была совершенно новая, с иголочки, уютная и красивая.
Ни одной знакомой вещички я не заметила. С ума сойти, Мура замужем, у нее
взрослая дочка, и, судя по всему, она пошла в мать…
Входная дверь захлопнулась. В кухню вбежала Майя. Какая
хорошенькая!
– Хотите кофе или какао? Я обожаю какао! Вы вообще
завтракали? А то я с голоду помираю.
– Что ж ты своего кавалера голодным выпроводила? –
улыбнулась я.
– Перебьется! Ну супер! У меня есть двоюродная сестра!
– И у меня тоже! Здорово! Знаешь, говори мне «ты», а то
глупо как-то.
– Вау! Я рада! Ну, хочешь мюсли или яичницу, есть
брынза, помидоры. Можно овсянку из пакетика замурцевать!
– Нет, спасибо, только чашку кофе.
– А какао категорически нет?
– Какао? – словно пробуя на вкус это слово,
повторила я. – А давай, сто лет не пила какао!
– Класс! Я тебе сейчас такое какао подам, закачаешься!
Ой, а ты, вообще, откуда взялась?
– Из Бенилюкса… – не придумала я ничего умнее.
Майя с любопытством на меня взглянула.
– Так из Бе, из Ни или из Люкса?
– Понимаешь, живу в Бе, работаю в Ни.
– Понятно. Между прочим, в Ни я была. Мы с подружкой
ездили в Германию, и нас оттуда возили в Амстердам. Клевейший город! Мы там
даже травку курили, в кафе… Но мне не понравилось…
– И слава богу!
– А ты пробовала травку?
– Я еще в Москве пробовала план, это почти одно и то
же. Но никакого впечатления.
– А что-то покрепче?
– Нет, слишком хорошо представляю себе последствия. И
тебе не советую.
– Да что ж я, больная? У меня тоже были друзья, теперь
конченые наркоманы… Нет уж, в жизни и так много радостей!
Вскоре Майя поставила передо мной большую красивую кружку
какао, и не успела я опомниться, как она накрыла ее большой шапкой взбитых
сливок из баллончика.
– Класс, да? Ты попробуй! А хочешь туда немножко виски,
вообще отпад будет!
– А давай!
– Супер! Слушай, Дина, ты почему столько лет пропадала,
а?
– Это сложно объяснить…
– А ты попробуй!
– Знаешь, давай как-нибудь потом, когда я сама во всем
разберусь.
– Ладно, как хочешь, давить на тебя не буду.
– Майя, а ты что, учишься или работаешь?
– Учусь! В МГУ, на мехмате!
– Боже ты мой, какой серьезный факультет!
