— Лоренс очень рад, что вы приехали.
— Правда?
Джем повернулся к ней.
— Вы стали для него лучом солнца. Операция, которую он перенес, уже забылась и не кажется теперь такой страшной. Его потряс ваш рассказ.
— О-о.
Они прошли двор, и Джем свернул направо.
— Ваша обувь не подходит для прогулок. Лучше мы пойдем по обычной туристической тропе.
Действительно, Элоиз было тяжело идти на трехдюймовых каблуках.
— А когда аббатство открыли для широкой публики?
— В 1948 году. Как и многие другие большие усадьбы, его стало трудно содержать после Второй мировой войны.
— А что, Белинда пьет? — без перехода спросила Элоиз.
— Да, к сожалению. А еще у нее заниженная самооценка. — Джем искоса поглядел на нее, ожидая реакции. — И проблемы с мужем.
— Пьер, кажется, тот еще бабник.
— Это вы правильно заметили, — усмехнулся Джем.
— Трудно не заметить. Наш главный редактор сказала бы про него «ходок». Почему она с ним живет?
— Кто знает, — пожал он плечами. — Ее воспитывал Лоренс. Возможно, она считает, что брак — вещь нерасторжимая. — (Они надолго замолчали.) — Извините, это было бестактно с моей стороны.
— Лоренс явно уверен, что брак — навсегда, — перебила Элоиз. — Мама говорила мне об этом. Не помню, в связи с чем.
Элоиз порылась в кармане, достала носовой платок и вытерла глаза. Джем отвел взгляд.
— Ванесса умерла так внезапно. Она, должно быть, собиралась вам все рассказать… позднее.
— Не думаю. Мне был двадцать один год, когда ее не стало. И в этой тайне нет ничего постыдного, разве не так? — Она сердито смяла носовой платок. — А может, есть? Но то, что произошло с Белиндой, гораздо хуже.
— Вы необычная женщина, — улыбнулся Джем.
— Почему? Я просто говорю правду.
— Вот это и необычно. — Он улыбнулся шире. — Не многие способны на такое.
Они свернули за угол.
— Мне очень хочется порасспросить Лоренса, но я его еще мало знаю.
— О чем именно?
— Ну, например, что они сказали друг другу при расставании? Почему мама не сообщила Лоренсу, что ждет ребенка? Почему она позже не встретилась с ним, когда его жена умерла? Вам это не кажется странным?
— Трудно понять, что на самом деле происходит в жизни других людей, — осторожно ответил Джем.
— Это очень личный ответ.
— Да. — Они почти дошли до Южной лужайки. Это касалось его лично. Отношения его родителей были построены на лжи. Он наблюдал обман и измену до смерти своего отца. Он видел, как один человек мучает другого.
Теперь он ничему не удивлялся. Пьер отвратительно относится к Белинде, и все равно она не уходит от него. Ее личность разрушается, как случилось в свое время с его матерью. Два человека, которые поклялись в вечной любви, делали все, чтобы причинить друг другу боль.
Но Лоренс…
Ему становилось плохо от этой мысли. Глядя на Лоренса, Джем считал, что возможна и другая жизнь — с высокими отношениями.
— Вот это дерево, — показал он на старый дуб в центре лужайки.
Элоиз вопросительно поглядела на него.
— Дерево с той фотографии, что вы мне дали. Там снята ваша мама.
Не обращая внимания на то, что каблуки утопают в грязи, Элоиз прямиком пошла к дереву. Она потрогала растрескавшуюся кору.
— Это точно оно?
— Разве вы не узнаете?
Элоиз оглянулась на дом. Его большие симметричные окна глядели прямо сюда.
— Они, конечно, не прятались по углам. Как вы думаете, об их любви знали?
— Кругом столько прислуги… Белинда… Это явно не осталось в секрете.
— А ее мать?
— Вероятно. Но может быть, Сильвия была слишком больна, чтобы заметить.
Элоиз прислонилась спиной к дубу и закрыла глаза, представив себе умирающую женщину, глядящую в окно. Как это больно!
Она не может плохо думать о маме. Мама была такой живой, такой отзывчивой…
Элоиз отчаянно хотелось удержать этот образ. Вспомнить все хорошее. Но была в жизни мамы и другая сторона, о которой она не знает.
И это все меняет. С такой информацией все видится немного иначе.
Мама уже не выглядит пассивной жертвой развлечений богатого человека. Она сделала неверный выбор. Ванесса не была святой. Элоиз хотелось понять, почему это произошло.
Она открыла глаза и взглянула на Джема. Он не шевелясь пристально смотрел на нее. Потом медленно дотронулся до ствола дерева.
Ей пришло в голову, что он вовсе не такой, каким она его себе представляла. В нем была какая-то внутренняя сила.
— Если вы хотите еще пройтись по саду, мы можем это сделать. Фонари там горят.
Они вернулись на дорожку, которая шла мимо яблонь.
Элоиз достала мобильный телефон.
— Пожалуй, вызову такси. Я остановилась на ночь в Арунделе.
— С друзьями?
Она перестала набирать номер и с любопытством взглянула на Джема.
— Конечно, нет. — Она поколебалась. — Не люблю ездить ночью. Я понимаю, что это глупо. Но после того, что случилось с мамой… — Она передернула плечами. Он взял ее за руку.
— Это вовсе не глупо.
Ее пальцы замерли. Она взглянула прямо в его голубые глаза. Красивые глаза. Красивый мужчина. Замечательный человек.
Джем убрал руку.
— Если вы не торопитесь в Лондон… я могу вам кое-что показать.
— Что?
— Подождите и увидите.
Элоиз убрала телефон в сумочку, и они пошли обратно.
Колдволтхэмское аббатство возвышалось даже над громадными тисами. Прекрасное и древнее, оно выглядело незыблемым, вечным.
Элоиз обернулась, чтобы взглянуть на него, и увидела выражение лица Джема. В нем была смесь гордости и удовлетворения. Он очень любил это место.
Раньше она считала, что люди, живущие в подобных поместьях, любят их только потому, что владеют ими. Но Джем душою привязан к аббатству. Это можно прочесть в его глазах.
А какие чувства испытывала бы она, если бы выросла здесь? Какое счастье, когда у тебя есть уголок, к которому ты привязан душою, где находятся твои корни, семья, друзья.
Вряд ли у нее когда-нибудь будет такое место. Сегодня Элоиз это поняла. Она навсегда останется посторонней. Она не принадлежит к их кругу. Ее присутствие постоянно будет вызывать у Белинды горечь и боль.
Элоиз отвернулась от особняка и посмотрела на Джема. Какое у него спокойное и умное лицо!
