Страшная правда заключалась в том, что она была бы не против зачать от него ребенка. Особенно, если бы это помогло ей удержать его. Может, было грешно хотеть таким путем привязать его к себе?
— Я не подумал. Извини…
— Мы не планировали прошлую ночь. — Она пыталась удержать непрошеные слезы. — Так случилось. Мы…
— Мне следовало подумать об этом, но Иоланда была единственной женщиной, с которой я занимался любовью.
До прошлой ночи. Изабелла подняла глаза.
— Тебе было трудно? Быть со мной, я хочу сказать?
— Нет. Нет. Ноя должен был подумать о том, что ты сможешь забеременеть.
— Тебе не надо ни о чем думать.
Ну почему он не мог сказать ей, что любит ее и хочет создать с ней семью?
— Не могу поверить, что был таким беспечным.
Доминик повернулся и снова направился к двери на балкон.
Она села на кровать. Ей было тяжело оттого, что она позволила себе надеяться.
— Когда ты уезжаешь? — спросила она глухо.
— Сегодня. Сейчас.
Ее охватила паника.
— Я думаю, что это к лучшему.
— Для кого? Только не для меня.
Он пристально посмотрел на нее.
— Ты хочешь детей?
— Да, — выдохнула Изабелла. — Да. Я люблю детей.
Ей ужасно хотелось иметь детей от него.
— А я не хочу. — Он провел дрожащей рукой по волосам. — Никогда не захочу иметь детей. Я не смог бы. Больше не смог.
— Я представляю, как это было бы трудно, — произнесла Изабелла.
— Нет, ты не представляешь! — резко вырвалось у него. — Извини. Но ты не представляешь. Ты не можешь. — Его рука сжалась в кулак. — Каждое утро я просыпаюсь с мучительным чувством, что не смог спасти их. Это кошмар. И так день за днем. Я… не смогу…
— Все может быть по-другому…
— Я не хочу любить тебя.
Изабелла почувствовала себя так, словно в нее выстрелили. Он не хотел.
— Понимаю…
— Я недостаточно сильный человек, чтобы жить, рискуя потерять тебя. — Он стиснул зубы. Желваки заходили на его щеках. — Я не смогу жить, имея с тобой детей и думая о том ребенке, которого не смог спасти. Не смогу!
— Это была не твоя вина.
Одинокая слеза скатилась по его щеке. Изабелла с болью увидела это. Она была бессильна помочь ему. Бессильна что-то изменить.
— Я не хочу любить кого-то так сильно, что не смогу пережить потерю этого человека. Я… — Его голос дрогнул, и он прикрыл лицо рукой.
Изабелла подошла к нему, обвила руками и прижала к себе, положив щеку на его изуродованное шрамами плечо. Она покрыла поцелуями его грудь.
Застонав, Доминик погрузил свои пальцы в ее волосы. Потом приблизил ее лицо к себе и поцеловал.
Может быть, он и не хотел любить ее, но устоять перед ней не мог.
Он отстранился. Она никогда не видела его таким мрачным.
Изабелла протянула к нему руку.
— Доминик…
— Если я еще раз поцелую тебя, я снова займусь с тобой любовью, — сказал он, хватая ее руку.
— А что тут плохого?
— И у тебя может появиться через девять месяцев мой ребенок. Все и без того достаточно сложно. Я должен идти.
Изабеллу охватило отчаяние. Она судорожно стиснула его пальцы.
— Подожди. Не оставляй меня.
Она почувствовала, как напряглась его рука. Шла борьба между тем, что он хотел, и тем, что чувствовал.
— Просто держи мою руку.
— Если я сделаю это, я поцелую тебя, а тогда захочу заняться любовью.
— А я хочу этого. Я не забеременею. — Слезы тихо покатились по ее щекам. — Этого не произойдет.
— Ты не можешь быть в этом уверена. — Его щека подергивалась. — Изабелла, я не могу быть таким, как ты хочешь. И я должен уйти, пока еще могу сделать это.
— Останься еще на один день со мной, — произнесла она срывающимся голосом. — Только на один день. Мы могли бы оставаться в палаццо. Никто бы нас не увидел.
Мускул дрожал на его лице.
— Мне надо идти.
Он встал, отпустив ее руку, взял свою рубашку и вышел из комнаты.
Письмо Изабеллы лежало на письменном столе нераспечатанным.
Доминик страшно скучал по ней. В его сердце поселилась постоянная ноющая боль. Взяв чашку с кофе, он вернулся к своему столу и сел, пристально смотря на конверт из плотной бумаги.
Он знал, что там было внутри. Фотографии, сделанные в то утро, которое они провели в Гроте Посейдона. В состоянии ли он взглянуть на них? Окунуться в воспоминания?
Он надорвал конверт, и на стол высыпались фотографии.
Изабелла действительно обладала талантом. Она подмечала такие детали, которых он не замечал.
Тут он взял последний снимок, и у него перехватило дыхание. Он не видел, когда она сделала эту фотографию.
Изабелла сфотографировала его. Он был занят подготовкой к их пикнику, а поэтому не заметил камеры. Она его не пожалела. Он увидел сморщенную кожу на своей шее, шрамы, рассекающие лицо. И при этом снимок был сделан с любовью.
И внезапно он все понял. Какой же он идиот!
Он не использовал шанс на счастье, потому что боялся быть отвергнутым. Изабелла видела его таким, каким он был на самом деле, со шрамами и обожженной кожей, и все равно любила!
Любила настолько, что забыла о вековой вражде между их островами. Настолько, что не побоялась осуждения своих родственников. Любила, несмотря на шрамы на его лице и глубокие душевные раны.
Она сказала ему: «Я тебя люблю».
Доминик повернул фотографию и прочел: «Я скучаю по тебе».
Изабелла вышла из машины навстречу вспышкам камер. Последние десять дней внимание к ней было постоянным. Мучительным. Новость о том, что она заключила крупнейшую в истории Нироли сделку, распространилась с молниеносной быстротой.
Успех даже в какой-то степени успокоил ее дедушку. Он был вынужден признать, что ее договор с семейством Винчини пошел на пользу жителям обоих островов.
По иронии судьбы, добившись того, что, как ей казалось, позволит ей оставаться на Нироли, она больше не хотела этого. Она хотела быть там, где Доминик.
Более того, она устала быть принцессой. Находясь на Монт-Авеллане, она многое поняла в себе. Теперь ей не требовалось во имя «долга» перед Нироли совершать многочисленные перелеты вопреки собственному желанию.
Она хотела заниматься фотографией и совершенствоваться в этом. Хотела, чтобы у нее оставалось больше времени для друзей.
