По телу снова пробежала судорога, внутри словно что-то оборвалось, и он почувствовал, как силы стремительно покидают тело. Нужно было держаться. Еще минута-две, и все будет в порядке.
Он двинулся наверх, с трудом переставляя ноги и перебирая руками по перилам. Глаза заволокло желтой пеленой, в ушах монотонно гудело. Он сделал еще одно усилие, преодолел второй пролет и оказался на площадке рядом с железными почтовыми ящиками. Здесь он рухнул на пол, забился в угол, под ящики, и наконец достал из кармана шприц и ампулу с препаратом.
Сил на то, чтобы закатать рукав, не осталось, и он сделал укол прямо через куртку. Живительный препарат заструился, побежал по артериям, предотвращая распад тканей, прогоняя из них боль.
Он блаженно закрыл глаза и погрузился в дрему, гул в ушах стал затихать, и он услышал голоса:
– Он жив?
– Да.
– Это невероятно! Сколько он там пробыл?
– Больше двадцати лет.
– Слушай, это же настоящее чудо! Жаль, что никому нельзя рассказать.
– Все дело в препарате, который мы ему колем. Он останавливает разрушение плазмалемм и предохраняет клетки от распада. Говорят, этот препарат – личное изобретение доктора Лайкова.
– Лайков – голова!
– Не то слово! Хоть и сволочь порядочная.
– Лайков – сволочь, а этот парень – чудо!
– Сегодня его отсюда увезут. Ты упаковал ампулы в кейс?
– Да.
– Это его спасение.
– Знаю. Но, по-моему, это глупость. Его нельзя трогать. Его ткани в нестабильном состоянии. Он у них развалится по пути.
– Нас с тобой не спрашивают. Хватит болтать, займись пациентом.
Потом снова тьма. Грохот, гул, тряска… А потом страшный удар, скрежет металла и – холод. Адский холод, живительный холод.
Чье-то окровавленное лицо нависает над ним, и хриплый голос говорит:
– Не двигайся, парень! Главное – не двигайся! Помощь скоро будет!
Человек снимает красную куртку, сворачивает ее и кладет ему под голову.
– Я сейчас, – произносит он своим хриплым, срывающимся голосом. – Я скоро! Ты, главное, держись.
Окровавленное лицо исчезает. Становится все жарче. Огонь расползается по земле, подобно рыжему спруту. Еще немного, и он доберется до него. Нужно уходить. Нужно спасаться…
Как он сумел надеть куртку?.. Неважно. Рядом с горящим колесом валяется распахнутый пластиковый чемоданчик с грудой разбитых ампул.
Эти ампулы – его спасение!
Он запускает руку в груду стекла, нащупывает несколько целых ампул, вытаскивает их из сверкающего месива и запихивает в карман. Рядом с кейсом валяются запакованные в полиэтилен шприцы. Он хватает пару и тоже сует в карман…
Что было потом?..
Что будет дальше?..
НУЖНО ЗАКОНЧИТЬ РАБОТУ!
2
Глеб Корсак нашел в памяти телефона номер старой кошатницы, покосился на циферблат часов, несколько секунд медлил, но потом решился и нажал на кнопку вызова.
Матрона отозвалась после четвертого гудка.
– Алло! – хрипло проговорила она.
– Матильда Александровна, здравствуйте! – Глеб говорил приветливым и обворожительным голосом. – Это Глеб Корсак из журнала «Наши домашние питомцы». Я вас не разбудил?
– Нет, не разбудили. Я засыпаю только под утро и сплю по три-четыре часа в сутки.
– Матильда Алек…
– Но это еще не значит, что я расположена с вами разговаривать, – проговорила она довольно холодно.
Глеб сменил интонацию.
– Я не совсем понимаю, чем перед вами провинился, но хочу, чтобы вы приняли мои извинения.
– Вот как? – Матрона издала горловой смешок. – Значит, вы извиняетесь, сами не зная за что?
– У меня трудный характер, и я отнюдь не воплощение тактичности и вежливости, следовательно – мне всегда есть, за что просить прощения у людей.
– Хороший подход к жизни, – произнесла Матрона уже более лояльным голосом. – Что же, молодой человек, я вас извиняю. А теперь выкладывайте – зачем я вам понадобилась в такое время? Вряд ли вы собираетесь пригласить меня на свидание.
– Вы правы. Я звоню вам по делу.
– По какому?
Глеб кашлянул в кулак и сказал:
– Вы сказали, что Камилла Живаго была вашей подругой.
– Ну, была. И что дальше?
– У меня для вас плохая новость. Камилла Живаго умерла. Года полтора назад. Но ее тело было обнаружено только сегодня.
Матильда Александровна помолчала, переваривая новость, затем уточнила:
– Кем?
– Что кем? – не понял Глеб.
– Кем обнаружено?
– Мной.
– Какой ужас, – отчетливо произнесла Матрона. И уточнила таким же четким голосом: – Как она умерла?
– Полицейский судмедэксперт еще не составил заключение.
– Но она умерла своей смертью?
– Судя по всему, да.
Матильда Александровна вздохнула.
– Это утешает. Бедная, бедная Камилла… Я не виделась с ней двадцать лет, но все равно расстроена. Она была хорошей подругой. Если бы не ее сумасшествие… – Матильда Александровна замолчала. Затем добавила со вздохом: – Ладно, чего уж вспоминать!
– Я как раз хотел попросить вас, чтобы вы вспомнили, – сказал Глеб.
– О чем?
– О том, что вы называете сумасшествием. Во время нашего первого разговора вы сказали, что после известия о смерти сыновей Камилла Живаго тронулась рассудком. В чем это выражалось?
– А в чем это обычно выражается? У нее были галлюцинации. Вернее сказать – навязчивые видения. Порой она бредила наяву.
– Расскажите об этом подробнее, если вам не сложно.
– Да ничего сложного, обычный бред. Ее младший сын, Егор, обожал кошек. Когда он умер, она вообразила себе, что он сам превратился в абиссинскую кошку.
– Превратился?
– Ну, или его душа вселилась в одну из ее кошек. Сейчас уже точно не вспомню.
– А…
– Молодой человек, напомните-ка мне, из какого вы издания? – внезапно перебила Матрона.
– «Наши домашние…»
– Питомцы, – договорила за него Матрона. – Когда мы говорили с вами в прошлый раз, издание называлось «Наши любимые питомцы». А теперь – домашние. Ваши издатели решили сменить вывеску?
– Э-э… – Глеб усмехнулся. – Вы меня поймали. Матильда Александровна, я вам не все сказал.
