– Не лезь, поп, – лениво отшил его детина, лениво сплюнул на асфальт и вновь повернулся к своей жертве.
Отец Иоанн поднялся со скамейки и неспешно подошел к верзиле.
– Обижая слабого, рискуешь нарваться на сильного, – назидательно произнес он.
Верзила повернулся к священнику и ухмыльнулся:
– Да ну? И че ты мне сделаешь?
Отец Иоанн молниеносным движением сгреб парня за шиворот и так встряхнул негодяя, что сигарета выпала у того изо рта, а в карманах куртки звякнула мелочь.
– Если не умеешь слушать ушами, подвергаешь опасности всю голову, – прогудел отец Иоанн.
– Я…
– Ты думаешь, что ты – волк, но ты – лишь заблудшая овечка, вообразившая себя волком! Ты меня понимаешь?
Он еще раз тряхнул хулигана.
– Да! – завопил тот.
– Тогда верни ему деньги.
Верзила послушно сунул руку в карман, вынул мятую купюру и протянул ее мальчишке. Тот робко глянул на отца Иоанна. Отец Иоанн ободряюще ему улыбнулся. Мальчик взял деньги.
– Вот так. – Отец Иоанн отпустил ворот хулигана. – Теперь ступай и больше не греши.
Маша, вошедшая в скверик за несколько секунд до начала этой воспитательной экзекуции, узнала отца Иоанна сразу. Он полностью соответствовал описанию: высокий, сутуловатый, с длинными светлыми волосами и такой же светлой бородкой.
– Я вижу, вы умеете работать кулаками, – сказала Маша, остановившись возле скамейки.
Отец Иоанн посмотрел на нее, вздохнул и задумчиво изрек:
– Насилие – грех, даже когда совершаешь его во благо.
– Но ведь Христос умел действовать не только словом, но и бичом, – возразила Маша. – Он изгнал бесов из одержимого. И прогнал из храма менял.
Отец Иоанн вздохнул вторично. Поднял голову, посмотрел на кроны деревьев и изрек:
– Изгоняя беса из другого, опасайся, как бы этот бес не вселился в тебя.
– Но разве плохо, если вместо того, чтобы подставить злодею левую щеку, дашь ему сдачи? Или лучше – уничтожишь его. Возможно, это спасет кому-нибудь жизнь!
Отец Иоанн сдвинул белесые брови.
– Проблема не в том, дашь ты ему сдачи или нет, – тихо сказал он, – а в том, что зло дремлет в каждом из нас. До поры до времени оно связано, заковано по рукам и ногам. Верой, страхом, совестью – у кого как. Но насилие, даже совершенное во благо, развязывает злу руки, и тогда оно овладевает тобой. – Он внимательно посмотрел на Машу и вдруг сказал: – Кровь трудно смывается с одежды. Но грех с души – еще труднее.
Лицо священника погрустнело, как, вероятно, происходило всякий раз, когда ему приходилось сталкиваться с темной стороной человеческой сущности.
– Отче, – снова заговорила Маша, – простите, что не поздоровалась и не представилась. Меня зовут Мария Александровна Любимова. Я майор полиции, работаю в уголовном розыске.
– Вот оно что. – Отец Иоанн чуть прищурил голубые глаза. – Никогда бы не подумал! Вы не похожи на полицейского.
– А на кого я похожа?
– На артистку. На фотомодель. Впрочем, я не знаком с фотомоделями и не очень хорошо представляю, как они выглядят в жизни.
– Они на порядок красивее меня. И сантиметров на десять выше.
– Мне кажется, вы себя недооцениваете. Впрочем, вам виднее.
Маша улыбнулась:
– Спасибо на добром слове. Я хотела с вами поговорить об одном деле. Мы можем присесть?
– Конечно.
Они сели на скамейку.
– Отче, я хочу поговорить с вами об одном человеке. Его имя – Владимир Маркович Черновец. Вы с ним были знакомы, верно?
Священник приподнял брови:
– Был?
– Черновец умер.
Отец Иоанн хрипло вздохнул и уточнил рассеянным глухим голосом:
– Когда?
– Сегодня утром.
Священник помолчал, глядя на деревья, и коротко уточнил:
– Это из-за инсульта?
– Не совсем. Аппарат искусственного жизнеобеспечения вышел из строя.
– Вышел? – Отец Иоанн прищурился. – А разве такое бывает?
– Скажем так: у нас есть основания полагать, что аппарату «помогли».
– Вот оно что. – Священник нахмурился. – Что ж… Да смилостивится Господь над его грешной душой. Царствие ему небесное, которого он, боюсь, никогда не увидит.
Отец Иоанн перекрестился. Маша взглянула на него острым пронзительным взглядом.
– Необычные слова для священника, – сказала она.
– Уж какие есть, – спокойно отозвался отец Иоанн. – Других Черновец просто не заслуживает.
– Могу я узнать, почему?
Он качнул головой:
– К сожалению, нет.
– Но я пришла сюда поговорить о нем.
– И напрасно. Я не хочу о нем говорить. Если это все, то я…
– Вы – его духовник, – сказала Маша.
Щека отца Иоанна дернулась.
– Уже нет, – парировал он. – И не по причине его смерти. Я снял с себя сие священное бремя еще месяц тому назад.
Любимова смущенно отвела взгляд.
– Я видела фотографию, где вы с ним стоите рядом и улыбаетесь, – сказала она. – Вы выглядите как два лучших друга.
– Это было давно. – Отец Иоанн помолчал немного, затем тихо и с явным неудовольствием проговорил: – Этот человек был сущим исчадием ада! На него не распространялись ни божеские, ни человеческие законы.
– Что же он такого натворил? – спросила Маша.
Отец Иоанн усмехнулся:
– Лучше спросите, чего он не творил. Душа этого человека была чем-то вроде черной дыры. Она не испускала света и не имела дна.
– Черновец занимался благотворительностью, – напомнила Маша.
– Попытка купить себе индульгенцию… – нахмурившись, проговорил священник. – Прощение всех грехов – и прошлых, и будущих.
– Отец Иоанн, что вы о нем знаете? И что я как полицейский, расследующий обстоятельства гибели Черновца, должна о нем знать?
Священник помолчал, холодно, из-под насупленных бровей, поглядывая на Машу. А затем произнес глухим, недружелюбным голосом:
– Вам знакомо такое понятие – тайна исповеди?
– Знакомо.
– Тогда вы понимаете, что я ничего не могу вам сказать.
– Я не прошу, чтобы вы выдали мне личные секреты Черновца. Но если у вас есть какие-то подозрения или догадки, касающиеся его смерти…
– Все, что я о нем знаю, открылось мне во время его исповедей, – сказал отец Иоанн. – Никакого другого общения у нас с ним не было.
