– Может, вы перестанете кокетничать и прочтете мне эти строки? – предложил дьякон.
Марго фыркнула.
– Пожалуйста, раз вы просите. – Она поискала в стопке нужный листок, вынула его и, прищурив зеленые глаза, прочла:
Это – спаситель! Вид Иисуса!
Спокойный и добрый, венчанный в луне.
Он ближе. Лицо молодое безусо.
Совсем не Исус. Нежней. Юней.
Он ближе стал, он стал комсомольцем.
Без шапки и шубы. Обмотки и френч.
То сложит руки, будто молится.
То машет, будто на митинге речь.
Вата – снег. Мальчишка шел по вате.
Вата в золоте – чего уж пошловатей?
Но такая грусть, что стой и грустью ранься!
Расплывайся в процыганенном романсе!
Марго оторвала взгляд от листка и с вызовом посмотрела на дьякона.
– Ну?
Отец Андрей подумал и ответил честно:
– Возможно, в этом есть смысл, но я пока ничего не понял. Какой-то юноша во френче, без шапки и шубы, идет по снегу. И при этом размахивает руками. Возможно, юноше грустно. И что с того?
– Мужчины, – усмехнулась Марго. – Ну, хорошо. Слушайте дальше.
И она снова уткнула взгляд в листок.
Мальчик шел, в закат глаза уставя.
Был закат непревзойдимо желт.
Даже снег желтел в Тверской заставе.
Ничего не видя, мальчик шел.
Был вором-ветром мальчишка обыскан.
Попала ветру мальчишки записка.
Стал ветер Петровскому парку звонить:
– Прощайте… Кончаю… Прошу не винить…
– Ну? – снова спросила Марго, поднимая взгляд на дьякона, на этот раз еще требовательнее.
Дьякон растерянно пожал плечами.
– Если я правильно понял, юноша собрался покончить жизнь самоубийством. А в записке попросил никого в этом не винить. Так?
– Верно, – кивнула Марго. – Но что это за юноша? Где его встретил Маяковский? И почему о нем написал?
Отец Андрей поскреб ногтем переносицу.
– Не слишком ли буквально вы понимаете эти строки? – усомнился он.
Марго вцепилась пальцами в кромку стола и подалась вперед. Глаза ее возмущенно пылали.
– «А был ли мальчик?» – так вы хотели сказать? Пошляк в рясе, вот вы кто! Да неужели вы не понимаете, что это не просто образ! Это реальный, живой юноша!
– Да с чего вы это взяли? – начал горячиться и дьякон.
Марго вскинула брови и взвилась над отцом Андреем, подобно орлице, собираясь обрушиться на него всей тяжестью своих непререкаемых доводов, но вместо этого лишь тяжело выдохнула, обмякла и снова утвердилась на стуле.
– Я не знаю, как вам объяснить, – сказала она. – Нужно быть женщиной, чтобы это понять. Это не здесь… – Марго ткнула себя пальцем в лоб. – А вот здесь! – она приложила руку к груди.
Дьякон проследил за ее рукой и едва заметно улыбнулся.
– Хватит ухмыляться! – вспылила Марго. – И перестаньте пялиться на мою грудь!
Дьякон поспешно отвел взгляд.
– Ваша решимость в отстаивании своей точки зрения мне нравится, – сказал он. – Но вынужден вас разочаровать. В тексте поэмы несколькими строками ниже говорится буквально следующее:
До чего ж на меня похож! Просто ужас.
Юноша курточку стягивать стал.
Может ли быть человеку хуже —
семь лет он вот в это же смотрит с моста.
– Вы что, выучили поэму наизусть? – недоверчиво спросила Марго.
– Почти, – ответил отец Андрей. – Я перечитывал ее весь вчерашний вечер.
Марго заглянула в листок и пробежала взглядом по стихам.
– Между прочим, переврали несколько слов, – сказала она.
– Может быть, – согласился дьякон. – Но суть не переврал. В стихах описывается не какой-то там посторонний юноша, которого Маяковский встретил на улице. Это сам Маяковский, только семь лет назад, когда он пытался покончить жизнь самоубийством, бросившись с моста в Неву. Маяковский в этих стихах пишет исключительно о себе.
Марго нервно пожевала губы.
– Да? – мрачно сказала она.
– Да, – кивнул дьякон.
– Все-то вы знаете, батюшка, – Марго невесело усмехнулась. – Ничем вас не удивишь.
– Просто нужно внимательней читать текст.
Повисла пауза. Затем Марго резко встала с места, отшвырнув стул.
– Знаете что, дьякон? – проговорила она клокочущим голосом. – Идите к черту с вашими нравоучениями! И Маяковского с собой прихватите – за компанию!
Марго схватила со стула сумку, повернулась и быстро зашагала к выходу. Отец Андрей две секунды сидел как пришибленный. Потом тоже вскочил и заспешил за Марго, но на его пути возник официант. Он зловеще взмахнул подносом и рявкнул:
– Куда-а! А деньги!
– Вот! – крикнул дьякон, сунув ему в руку первую попавшуюся купюру.
Официант, все еще полный решимости остановить «халявщика», мельком глянул на купюру, да так и остался стоять с поднятым, словно для удара, подносом и раскрытым ртом. Потом воровато оглянулся по сторонам, сунул купюру в задний карман брюк и засеменил к барной стойке.
4
– Марго! – окликнул дьякон стремительно удаляющуюся журналистку. – Марго, да остановитесь же вы!
Марго бросила через плечо холодный, насмешливый взгляд.
– Кто это там говорит? – сардонически воскликнула она. – Господин Всезнайка? Шерлок Холмс в рясе? Идите своей дорогой!
– Вы меня неправильно поняли. Вернее – я не так выразился. – Отец Андрей нагнал журналистку и мягко взял ее за руку. – Ну что я должен сделать, чтобы вы меня простили?
Марго остановилась. Прищурила глаза, стрельнула взглядом вокруг и показала пальцем на памятник Карлу Марксу.
– Видите этот памятник? Заберитесь на постамент и трижды прокукарекайте!
– То есть…
– То и есть! – отрезала Марго.
Несколько секунд отец Андрей смотрел ей в глаза, словно проверял, не шутит ли, но Марго была непреклонна. Дьякон повернулся и, вздохнув, побрел к памятнику. Марго недоверчиво и насмешливо смотрела ему вслед. Чем ближе он подходил к памятнику, тем тревожнее становился ее взгляд. Наконец Марго не выдержала и окликнула дьякона:
– Эй!
Он продолжал упорно продвигаться к памятнику.
– Эй, не слышите, что ли! Хватит! Я сказала – хватит!
Дьякон не слушал. Он продолжал шагать к памятнику.
– Остановитесь, если не хотите, чтобы я ушла! – крикнула тогда Марго.
