– Музыку послушать не желаете? – спросил водитель.
– Это можно, – ответил я.
Салон заполнился звуками баллады Шопена. Атмосфера стала торжественной, как во дворце бракосочетаний.
– Слушайте, – спросил я водителя, – а вы знаете число p ?
– Это которое «три, четырнадцать...»?
– Оно самое. Сколько знаков после запятой вы можете вспомнить?
– Тридцать четыре знаю точно, – ответил водитель.
– Тридцать четыре?!!
– Ну да. Есть там одна подсказка... А что?
– Да так, – промямлил я ошарашенно. – Так, ничего.
Какое-то время мы слушали Шопена; автомобиль продвинулся еще на десяток метров вперед. Водители машин и пассажиры в автобусах вокруг разглядывали наше четырехколесное чудище во все глаза. Я знал, что стекла автомобиля не позволяли увидеть, что творится внутри; и тем не менее, находиться под прицелом сотен глаз было весьма неприятно.
– Чертова пробка! – не выдержал я.
– И не говорите! – отозвался водитель. – Ну, да все равно: за каждой ночью приходит рассвет... Любая дорожная пробка когда-нибудь, да рассасывается...
– Так-то оно так, – сказал я. – Но разве все это не действует вам на нервы?
– Действует, конечно. Раздражает так, что места себе не находишь. Особенно, если торопишься – занервничаешь поневоле! Но лично я всегда стараюсь думать, что это – лишь очередное испытание, посылаемое нам свыше. А нервничать – значит уступать своим слабостям и душевным искусам.
– Какое-то религиозное толкование дорожных заторов!
– Так ведь я христианин. В церковь, правда, не хожу, но в душе – давно христианин.
– О-о-о! – с чувством протянул я. – А вам не кажется, что здесь какая-то неувязка: христианин – и служит у лидера правых?
– Сэнсэй – замечательный человек. Из всех, кого я в жизни встречал, он для меня
– второй после Бога.
– Так вы, что же, – и с Богом встречались?
– Ну, разумеется. Я каждый вечер говорю с ним по телефону.
– Но ведь... – начал я и запутался в собственных мыслях. В голове снова началась неразбериха. – Но ведь если Богу можно позвонить – линия должна быть забита так, что все время занято, разве нет? Все равно что, скажем, справочная после обеда!
– О, насчет этого можно не беспокоиться. Господь – ипостась, так сказать, одновременно-множественного существования. Позвони Ему враз миллион человек – и Он будет говорить с каждым из миллиона в отдельности.
– Я не совсем понимаю. Разве это – классическое толкование? Ну, то есть – вы что, не пользуетесь обычными богословскими терминами?
– Я, видите ли, радикал. И с классической церковью не в ладах.
– А-а, – сказал я.
Автомобиль продвинулся еще на полсотни метров. Я зажал в губах сигарету и собирался уже прикурить, когда вдруг впервые заметил, что все это время сжимаю в руке зажигалку. Совершенно бессознательно я унес с собой зажигалку, которую показывал мне секретарь – ту самую, фирмы «Дюпон», с овечьим гербом на боку. Серебряная вещица покоилась в моей ладони настолько привычно и естественно, словно была там с момента моего появления на свет. То был Абсолютный Предмет: идеальное сочетание безупречного веса с безукоризненной на ощупь поверхностью. Подумав немного, я решил оставить ее себе. В конце концов, никто еще не умирал от того, что потерял зажигалку-другую. Два или три раза я открыл-закрыл серебряную крышку, прикурил – и сунул зажигалку в карман. В качестве компенсации я запихал в кармашек на дверце автомобиля свою разовую дешевку «Бик».
– Сэнсэй объяснил мне несколько лет назад, – внезапно промолвил водитель.
– Что объяснил?
– Телефон Бога.
Я перевел дух – так, чтобы он не слышал. Кто-то из нас явно сходит с ума. Я?
Или, может быть, он?
– И что же, он объяснил его только вам – и, наверное, под страшным секретом?
– Именно так. Только мне и по большому секрету. Замечательный человек... А что – вы тоже хотите знать?
– Если это возможно, – вымолвил я.
– Ну ладно, слушайте. Токио, 945...
– Секундочку! – попросил я, достал из кармана ручку с блокнотом и записал номер.
– А это ничего, что вы мне его даете?
– Ничего. Кому попало давать, конечно, не следует. Но вы, похоже, хороший человек.
– Благодарю вас, – сказал я. – Только о чем же мне разговаривать с Богом? Я ведь даже не христианин...
– Я думаю, это не так уж и важно. Нужно просто очень искренне рассказать о том, что волнует и мучает вас больше всего. Как бы нелепо и странно ни звучал ваш рассказ, Господь никогда не заскучает, слушая вас, и не станет держать вас за дурака.
– Спасибо. Я позвоню.
– Вот и хорошо! – обрадовался водитель.
Автомобиль плавно прибавил ходу, и впереди по курсу замаячили небоскребы Синдзюку. Весь остаток пути мы проехали молча.
4
КОНЕЦ ЛЕТА, НАЧАЛО ОСЕНИ
Когда мы прибыли, вечер уже опустился на город, выкрасив серым дома вокруг. Возвещая о конце лета, порывистый ветер разгуливал между зданиями, выныривал из-за углов и приводил в трепет строгие юбки молоденьких «офис-леди», возвращавшихся с работы. Каблучки их босоножек выстукивали торопливые ритмы по кафелю мостовой.
Я поднялся на верхний этаж небоскреба-отеля, зашел в просторный бар и заказал себе «Хайнекен». Прошло минут десять, прежде чем пиво, наконец, принесли. Все это время я просидел в кресле, положив руку на подлокотник, подперев щеку и закрыв глаза. Совершенно ни о чем не думалось. С закрытыми глазами еще отчетливей становился странный шум – как если бы несколько сотен гномиков старательно подметали мне голову вениками. Они все мели, мели и, похоже, не собирались заканчивать. Никто из них даже не думал воспользоваться совком. Принесли пиво, и я в два глотка опорожнил бутылку. Потом уничтожил весь поданный на закуску арахис. Веники в голове унялись. Из телефонной будки у кассы я попробовал дозвониться до своей подруги. Однако ни у себя, ни у меня ее не было. Видно, вышла куда-то поужинать. Она ведь никогда не готовила дома.
Я набрал номер бывшей жены, но после второго гудка передумал и повесил трубку. Разговаривать нам было не о чем, а выслушивать обвинения в черствости и бездушии мне сейчас хотелось меньше всего на свете.
Больше звонить было некому. Я стоял с телефонной трубкой в руке посреди огромного города, десять миллионов человек слонялись вокруг меня – и совершенно не с кем поговорить. Не с кем, кроме этих двоих. И с одной из этих двоих я уже успел развестись... Я достал из автомата неиспользованные десять иен, сунул монету в карман и вышел из будки. По пути подвернулся официант, и я заказал ему два «Хайнекена».
