– А как же! Один полуиспанец по имени Юлиан. Но мне он
не понравился.
– А кто-нибудь понравился?
– Да нет, откуда?
Бабушке не стоит говорить про свои чувства, она слишком
близко к сердцу все принимает, а тут и говорить-то не о чем. Увидела мужика как
будто на телеэкране. Он был так же недоступен, как Пирс Броснан или Рутгер
Хауэр.
Утром Лиза опять поехала в сторону ветлечебницы, но сегодня
никто там машину не ловил. К рынку, что ли, податься? Взять какую-нибудь тетку
с тяжелыми сумками? Или лучше подождать? Но тут впереди она увидела женщину,
которая ловила машину. Лиза затормозила возле нее. Это была молодая девушка,
очень дорого и элегантно одетая. Она наклонилась к приоткрытому окну:
– В Переделкино отвезете?
– В Переделкино? – ахнула Лиза, не имея понятия,
сколько это стоит.
– Сто баксов!
– Садитесь!
– Если подождете меня там полчаса и отвезете обратно,
сто пятьдесят.
– Годится.
У девушки был приятный, мелодичный голос, и вся она была
нежная, красивая, и пахло от нее волшебно. Лиза и сама любила хорошие духи, но
это был аромат не столько духов, сколько какой-то другой жизни…
– Вы не боитесь брать пассажиров? – спросила
девушка немного погодя.
– Я не всех беру, вы мне страха не внушили. И потом,
сто пятьдесят баксов на дороге не валяются.
– Вы так подрабатываете?
– Нет, сейчас это мой основной заработок.
– Понятно.
Девушка достала из сумки мобильник:
– Васенька, я уже еду! Выезжаем на Кутузовский. У меня
будет максимум сорок минут! Целую!
Лицо ее порозовело, она мечтательно закрыла глаза.
К любовнику, что ли, едет? – подумала Лиза. Круто, за
сорок минут удовольствия сто пятьдесят баксов! Повезло мужику, такая красотка…
Кстати, она не столь уж юная, ей лет двадцать семь, не меньше. Но хороша…
Интересно бы на любовника взглянуть, кому такая краля досталась. Если она не
надует и заплатит сто пятьдесят баксов, то сегодня будет хороший день, я успею
еще что-нибудь заработать.
– Извините, вы не возражаете, если я радио
включу? – спросила Лиза.
– Да ради бога, только не очень громко… Лиза тихонько
включила радио «Шансон».
Там Макаревич пел ее любимую «Птицу цвета ультрамарин».
– Какая прелесть все-таки, – сказала
девушка. – Обожаю Макаревича!
– Я тоже, особенно эту песню.
– Нет, я многие люблю… – Девушка достала из сумочки
маленькую жестяную коробочку. – Хотите леденцов? Попробуйте, очень
приятные… – предложила она. – Как ни странно, они хорошо утоляют жажду.
– Спасибо, – сказал Лиза и взяла несколько
крохотных желтых леденчиков.
– А как вас зовут? – спросила девушка. – Меня
– Беата.
– А меня Лиза.
– Моя мама была помешана на Беате Тышкевич, знаете
такую польскую актрису…
– Да, конечно, знаю, красивая женщина…
– Лиза, а это ваша машина?
– Моя.
– Вы хорошо водите… Меня иной раз укачивает в машине, а
вы совсем не дергаете, так плавно она у вас идет…
Слышать похвалу ее водительским способностям почему-то было
очень приятно. Да и вообще Беата ей нравилась.
А какие у нее красивые руки! Длинные, тонкие пальцы,
безукоризненный маникюр. Интересно, почему она сама не водит машину, наверняка
деньги у нее есть. Лизе всегда было интересно побольше узнать о незнакомых
людях, не столько из праздного любопытства, сколько из желания составить
мысленный психологический портрет… Этому ее учил Саша, блестящий журналист. Он
владел этим искусством в совершенстве, несмотря на молодость…
– А вы сами не водите машину?
– Нет, мне не хочется, в Москве такое ужасное движение…
Надо иметь железные нервы…
– Это факт, – улыбнулась Лиза. – А вон и
поворот на Переделкино. Вам куда?
– В писательский поселок, знаете?
– Конечно.
За городом было еще довольно много снега, но в воздухе уже
чувствовалась весна. Окошко у Лизы было приоткрыто.
– За мостиком налево, потом направо, еще раз
налево, – командовала Беата. – Все, приехали. Лиза, вы меня
дождетесь?
– Обязательно.
– Прекрасно. Тогда через сорок минут посигнальте мне,
ладно? – Она залилась румянцем, отчего стала еще красивее.
А к калитке уже спешил мужчина в тельняшке и кожаной
жилетке, с полуседой бородкой. Его лицо показалось Лизе знакомым. Наверняка
какой-то писатель, кажется, я видела его по телевизору. Он был чуть-чуть ниже
Беаты, которая, никого не стесняясь, прильнула к нему, а он поспешно увел ее в
дом.
Любовь, подумала Лиза. А ведь он старше нее лет на двадцать,
не меньше. Ну и что? Я в такого не могла бы влюбиться… А хочется, черт побери…
Я давно не влюблялась. Но в такого – никогда. Вот Сметанин – другое дело. Но он
на меня и не взглянул. Ну и черт с ним. При воспоминании о красивом адвокате
заныло сердце. Ничего, пройдет. Мне негде его увидеть. Я не знаю, где он живет,
где работает… А может, спросить Адку? Да нет, она только посмеется надо мной.
Эх, может, и в самом деле поехать в Австралию, завести роман со вдовым Роем
Шелли… Красиво, черт возьми, звучит – Рой Шелли, куда красивее и романтичнее,
чем Алексей Сметанин, между прочим. Выйти замуж, забрать бабушку и уехать, к
чертовой матери, в Австралию, там кенгуру, коалы, утконосы и деревья с белыми
попугаями, а еще океан, солнышко… И никакого чертова телевидения, никакого
шефа, невоспитанного, наглого придурка… Сидит в своем кресле, раскорячившись
так, что видно потные подмышки, а как разговаривает с людьми… И все ведь от
неуверенности, от сознания того, что занимает не свое место… Как его могли
назначить на этот пост? У нас же была интеллигентная, дружная команда, и вдруг
этот придурок. Не у нас, уже не у нас, с горечью подумала Лиза. Она вылезла из
машины. Какой воздух! – и ведь совсем рядом с Москвой, да что там, это уже
просто Москва, а воздух другой. Весна, весна, пора любви… Вот что значит
безработица! Уйма свободного времени – и сразу мысли о любви. Годы-то уходят, а
любви нет… Хотелось бы знать, почему Беата только на сорок минут сюда
примчалась? Трахнуться, и назад? Интересно, она замужем? Наверняка и муж
ревнивый как черт, какой-нибудь «новый русский» с огромным состоянием и не
менее огромным пузом… Они любят таких нежных, прекрасных женщин и могут себе
это позволить. А тут писатель, интеллектуал, хотя за сорок минут вряд ли можно
успеть трахнуться и насладиться интеллектом…
За этими грустными размышлениями Лиза и не заметила, как
пролетело время. Она посигналила.
