— Понятно, — кивнула я.
Ничего не поделаешь, сама виновата.
Кора сглотнула и посмотрела мне в глаза.
— Я знаю, вчера был тяжелый день. Нам обеим пришлось нелегко. Но твое поведение абсолютно неприемлемо. Это нарушение условий соглашения, которое мы подписали, чтобы тебе разрешили жить у нас. Если суд узнает о твоих слабостях, тебя вернут в приют.
Перед моим мысленным взором промелькнуло воспоминание о единственной ночи, проведенной в приюте: пижама из грубой ткани, узкая кровать, директриса, перечитывающая рапорт шерифа, пока я тихо сидела напротив.
Я сглотнула и торопливо сказала:
— Больше такого не повторится.
— Это очень серьезно, Руби. Понимаешь, когда ты пришла домой в таком виде, я…
— Знаю.
— Мы обе знаем, о чем идет речь. — Она посмотрела на меня в упор. — Руби, ты достойна лучшей участи.
— Глупо все получилось, — сказала я. — Просто… когда ты рассказала о маме, я психанула.
Кора посмотрела на солонку между нами, отодвинула ее в сторону, затем поставила на место.
— Руби, суть в том, что она лгала нам обеим. Собственно, удивляться тут нечему. Как бы то ни было, мне жаль, что я не сумела тогда тебе помочь, очень жаль. Если бы можно было вернуться назад, я сделала бы все по-другому.
Мне не хотелось задавать вопросы. К счастью, и не пришлось.
— Я часто упрекала себя за то, что не добилась возможности встречаться с тобой, — сказала сестра, откинув назад непослушные кудряшки. — Наверное, нужно было найти способ забрать тебя с собой, снять квартиру, в общем, что-то придумать.
— Кора, тебе было всего восемнадцать.
— Да. Но я уже тогда понимала, что на маму нельзя положиться. И с каждым днем становилось все хуже. Зря я поверила, что она разрешит нам видеться. Уже тогда можно было кое-что сделать. Сейчас я каждый день сталкиваюсь с детьми из неблагополучных семей и знаю, как им помочь. Как могла бы помочь тебе. Если бы только я…
— Перестань! Прошлого не вернуть. Теперь это не важно.
Она закусила губу.
— Только не для меня.
Я смотрела на сестру и вспоминала, как, будучи ребенком, ходила за ней по пятам — чем больше отдалялась от нас мать, тем сильнее я привязывалась к Коре. Как странно, я как будто вернулась в те дни и снова завишу от Коры. Внезапно я кое-что вспомнила.
— Кора.
— Да?
— Помнишь тот день, когда ты уехала учиться?
Она кивнула.
— Ты еще вернулась в дом, чтобы поговорить с мамой. Что ты ей сказала?
Кора ахнула и откинулась на спинку стула.
Даже не знаю, почему у меня это вырвалось. Может, в том разговоре было что-то важное?
— Она так ничего и не рассказала, а мне всегда было интересно.
Кора молчала, и я уже было подумала, что она не ответит на мой вопрос. Но сестра сказала:
— Я предупредила, что если она хоть пальцем тебя тронет, я заявлю в полицию. И что я приеду за тобой, как только смогу. — Она заправила прядь волос за ухо. — Я верила, Руби, что так и будет. Я хотела о тебе позаботиться.
— Все в порядке, — сказала я.
— Нет, — продолжила она, не глядя на меня. — Теперь у меня есть возможность хоть что-то исправить. Лучше позже, чем никогда. Я понимаю, что тебе здесь не нравится и пока у нас ничего толком не выходит, но… Я хочу тебе помочь. Только ты должна принять мою помощь, понимаешь?
Принять помощь. Казалось бы, куда проще? Только не для меня. Вдруг я снова вспомнила Пейтон, как она стояла на ступеньках у дома Маршалла. «Чему же ты удивляешься?» — сказала бывшая подруга, и, несмотря на всю абсурдность ситуации, я понимала, что она права. Получаешь ровно столько, сколько отдаешь, но еще — сколько соглашаешься взять. Вчера вечером я протянула Коре руку, но пока еще не знала, чем все это обернется.
Какое-то время мы просто сидели и молчали. Наконец я спросила:
— Как ты думаешь, у мамы все хорошо?
— Не знаю, — ответила Кора, затем, чуть тише, добавила: — Надеюсь.
Возможно, для кого-то ее слова прозвучали бы странно, но не для меня: нас обеих тянуло к маме. Да, она была никудышной матерью, плохо с нами обращалась, пила, распускала руки, но мы все равно чувствовали с ней связь. Как с теми песнями, которые я слышала в детстве, такими знакомыми и принадлежащими только мне. Повзрослев, я поняла, что слова в песнях печальны, за каждой кроется трагическая история, но любила их по-прежнему. Они стали частью меня, вплелись в память и сознание. Я не могла избавиться от них, забыть навсегда. Так же было и с мамой — я часто ловила себя на мысли, что думаю о ней, скучаю. И это чувство объединяло нас с Корой.
После того, как мы обсудили последние детали моего наказания — мне нужно было обязательно отмечаться после школы и посещать психолога, по крайней мере, какое-то время, — Кора похлопала меня по плечу и вышла. Роско, мирно дремавший у порога, вскочил и побежал за ней наверх. Я еще немного посидела в тишине пустой кухни, затем направилась к пруду.
Рыбки держались у самого дна, но я присела на корточки и несколько минут всматривалась в воду, пока не разглядела своего белого кои — он плавал среди камней, покрытых мхом. Затем встала и вдруг услышала, как за спиной хлопнула входная дверь. Решив, что это Кора, я оглянулась, но сестры нигде не было. «Наверное, соседи», — подумала я, и точно: за забором мелькнула белокурая голова Нейта и исчезла.
Мне вдруг захотелось убежать. Сделать вид, что ничего не произошло, спрятаться, пока еще есть возможность, — совсем как вчера, когда я стояла с Роско на поводке и не решалась войти в дом. Но Нейт вытащил меня из леса. Из собственных извращенных соображений я могла не соглашаться с тем, что мы с ним друзья, но теперь нас что-то связывало.
Я вошла в дом, взяла джемпер и, тяжело вздохнув, побрела к забору. Сквозь приоткрытую калитку я увидела Нейта, он был в домике у бассейна и что-то делал, склонившись над столом. Незаметно проскользнув в калитку, я обошла бассейн, чтобы подойти к Нейту сзади. Открыв упаковку небольших пакетов, он раскладывал их на столе.
— Дай-ка угадаю, — сказала я. — Это для кексов.
Нейт испуганно вздрогнул и обернулся.
— Вообще-то ты недалека от истины, — ответил он, увидев меня. — Это подарочные пакеты.
Я вошла, обогнула стол и встала напротив Нейта. Полупустое помещение, задуманное как раздевалка, явно служило для других целей. На решетчатой подставке с колесиками лежала стопка одежды из химчистки, а у стены я заметила несколько контейнеров из-под молока, которые Харриет использовала для хранения и перевозки товара. У дверей стоял полный ящик с освежителями «Мы беспокоимся вместо вас», от которого исходил хвойный аромат, чем-то похожий на запах лекарств.
