— Ладно, сойдет на один раз, — огласила она окончательный вердикт. — Моду на тату придется вводить позже.
Еще раз полюбовавшись на самое себя, Златка показала язык отражению, и осторожно, двумя пальцами, чтобы не размазать едва просохший рисунок, водрузила бретельку платья на место.
На деликатный скрип половых досок синхронно повернулись три головы: две французские и одна индейская. За время ее отсутствия мужчины переместились за небольшой карточный столик, стоящий рядом с камином.
Лакота-сиу выглядел так, как и должен выглядеть индеец. Высокий, поджарый, но широкий в кости. Бесстрастный взгляд глубоко посаженных серых глаз с надменной гордостью сверкал на татуированной физиономии дикаря. Толстая коса, тщательно обернутая узорчатой тряпочкой, ленивым удавом сползала с бритого черепа. Яркая одежда, расшитая бисером и украшенная шкурками горностая, висла мокрой бахромой, роняя крупные капли на вощеный до матового блеска пол. В общем — обычный, ничем особо не примечательный краснокожий. Златка мысленно рассмеялась — именно так она и представляла себе коренного жителя Америки.
— Знакомьтесь, Злата, это — мой друг, Сидящий Медведь, — представил индейца де Брюэ. Девушка удостоилась едва заметного величественного кивка.
— А это — мадемуазель Злата.
Еще один неохотный кивок. Наступило молчание. Медведь пыхнул клубами ароматного дыма из полированной трубки красного дерева и неожиданно сказал:
— У тебя красивая скво, бледнолицый друг. Продай!
Прозвучало как требование. Де Брюэ отрицательно мотнул головой, тщательно пряча усмешку в глазах.
— Двадцать шкурок серебристого горностая, — продолжал упорствовать дикарь. Немного поразмыслив, он внушительно добавил: — Это много!
— У всего племени сиу не хватит мехов, чтобы купить меня! — дерзко заявила девушка.
Индеец окинул ее презрительным взглядом: женщины, не принадлежащие племени, были товаром. То, что товар попался разговорчивый, особой роли не играло. Он настойчиво повторил:
— Продай!
— Ты не ответил мне, вождь! — добавив презренья в голос, сказала Златка.
— Кто ты… Девушка не дала ему договорить:
— Я не знаю, кто я такая. Но моя бабушка мне рассказывала, что когда-нибудь я переплыву Большую Воду и там, в стране Великих равнин, у подножья Черных холмов, найду свой народ.
С этими слова она неторопливо опустила бретельку платья, обнажив прелестное плечико. Костилье шумно сглотнул слюну, де Брюэ нахмурился, а дикарь вонзился взглядом в искусно выполненный рисунок. Вопреки ожиданиям девушки он не стал падать на колени, воздевая руки к небу, и биться лысым черепом о паркет. Но невозмутимость его покинула: индеец побледнел.
— Ты все еще хочешь меня купить, вождь? — с вызовом спросила Златка.
— Прости меня, дочь Великой Совы! — глухо покаялся краснокожий дикарь. — Сидящий Медведь совершил ошибку.
Костилье всхлипнул, торопливо извинился и быстрым шагом покинул комнату. Через мгновенье, сквозь приоткрытую дверь, донеслись приглушенные рыданья с трудом сдерживаемого смеха. Индеец, подозрительно скосив глаза на всхлипывающий звук, вновь перевел взгляд на девушку. Златка поднялась из кресла, подошла к дикарю и покровительственно похлопала ладошкой по лысине. Глаза индейца испугано порхнули в сторону. Через минуту, приняв прежний невозмутимый вид, он с затаенным ожиданием промолвил:
— Племя лакоты с радостью увидит у своего костра дочь Великой Совы.
Де Брюэ выразительно крякнул, а дикарь вопрошающе уставился на девушку. Глубокомысленно прикусив губу, Златка, спустя мгновенье, с достоинством ответила:
— Я принимаю твое приглашение, вождь. Но… не сейчас. Жди меня позже.
— Мы будем ждать, — эхом откликнулся дикарь. — Я оставлю проводника, чтобы дочь Совы пришла к нам по кратчайшему пути.
— Дочь Совы не может заблудиться в лесу! — отрезала девушка.
— Прости меня, — вновь смешался индеец.
— Ступай! — она величественно взмахнула рукой. — А проводник… пусть остается.
Краснокожий дикарь молча кивнул и, столкнувшись в дверях с краснорожим Костилье, исчез, словно его и не было. Шевалье, несколько секунд прислушиваясь к затихающим шагам, с облегченьем разразился полновесным хохотом. Де Брюэ укоризненно покачал головой и требовательно спросил:
— И к чему весь этот спектакль?
— В горах Дакоты есть все, что нужно любому государству.
— А именно?
— Золото и армия, — напомнила девушка.
— Это сиу — армия? — насмешливо усмехнулся де Брюэ.
— Они смелы, воинственны и… не предают друзей, — задумчиво произнесла девушка. — Если их вооружить, то на первое время хватит.
— И вы хотите отправиться к ним в одиночку, — скептически вмешался Костилье.
— Неужели вы способны бросить девушку на растерзанье дикарям? Мужчины замялись и смущенно переглянулись.
— А где же дух авантюризма? И куда пропало хваленое рыцарское благородство? — продолжала наседать Златка.
— Мадемуазель, — осторожно начал де Брюэ. — До гор Дакоты не одна неделя пути. Потребуется снаряжение, специалисты — если вы и в самом деле найдете золото, в чем я глубоко сомневаюсь.
— Найду! — мрачно пообещала девушка. — Но специалисты мне не нужны — обойдусь без них.
— Ну, а рабочие?
— Чтобы через месяц все побережье знало о месторождениях? — возразила она. — Добывать будут индейцы.
— Индейцы? — хмыкнул Костилье. Повисло молчание, нарушаемое лишь тиканьем напольных часов.
— А деньги на экспедицию? — озадаченно отбил дробь по столу де Брюэ. Златка и бровью не повела.
— Биржа в городе есть?
— Есть, но…
— С «но» разберемся позже, — категорично отрезала девушка.
— Это безумство! — с нажимом произнес Костилье. — Вы даже не представляете, что вас ожидает.
— Нас или вас? — ехидно поинтересовалась Златка. Мужчины вновь умолки.
— Скажите, господа, вы верите в рок? В предначертание? Она вновь огорошила их очередным неожиданным вопросом.
— Ну да, верим… а как же еще? — почти беззвучно пробормотал Костилье. — И в предначертание верим, и в переселение душ.
Девушка нахмурила брови и требовательно притопнула каблучком. Де Брюэ усмехнулся:
— Предвестницу рока — femme fatale — я вижу воочию перед собой.
Златка очаровательно улыбнулась. Взглядом указав на колоду карт, лежащую с краешка стола, она озорно предложила:
— Доверимся судьбе. Карты не лгут, и если они укажут нам дорогу, значит — суждено.
Де Брюэ весело рассмеялся и, наблюдая за тем, как неуклюже тасуется колода в руках девушки, спросил:
