В одно и то же время они прочитали в глазах друг друга
жгучий вопрос: но что же делать, если нет под руками взрослых? И вполне
резонный ответ на этот вопрос: если нет взрослых, обойдемся без взрослых.
Петя как знаток итальянского языка выступил вперед и уже
приготовился произнести фразу, начинающуюся словами: «Прего, синьор, дайте
нам…»
Но мороженщик, красавец с красным чулком на кудрявой голове,
оказался человеком весьма сообразительным. Он поспешно открыл длинный сундук,
и, к своему крайнему изумлению, мальчики увидели в нем вместо двух медных банок
с лужеными крышками брус льда. Мороженщик взял маленький стальной рубанок и
начал стругать ледяное бревно. Затем он набил два стакана ледяными стружками и
полил их из бутылки пронзительно яркой жидкостью вроде купороса.
Мальчики с любопытством съели красивое, но почему-то совсем
не сладкое неаполитанское мороженое и почувствовали во рту такой вкус, как
будто бы наелись акварельных красок.
Не теряя времени, мороженщик настругал еще два стакана льда
и на этот раз полил его чем-то до такой степени розовым, что Павлик сразу
вспомнил константинопольский рахат-лукум и уже начал бледнеть. А Петя
решительным жестом Василия Петровича отстранил мороженое, сказал на чисто
итальянском языке: «Баста!» – заплатил десять чентезимов и, крепко взяв Павлика
за руку, потащил его прочь.
Но дурное впечатление, произведенное странным мороженым,
сразу рассеялось, едва мальчики очутились перед будочкой, прижатой к старой
каменной стене, из которой текла тонкая струйка родниковой воды.
На прилавке находилась корзина, наполненная огромными
неаполитанскими лимонами, а также стояли банки с сахарной пудрой и высокие
стаканы.
Петя еще и рта не успел открыть, как продавец уже одним
махом разрезал пополам два лимона и особой машинкой выжал их в два стакана.
Положив в стаканы сахарной пудры, он ловко подставил их под струйку воды, и они
наполнились до краев чем-то восхитительно перламутровым, с легкой сероватой
пеной, а стекло запотело, и мальчики почувствовали настоящее блаженство, когда
прикоснулись пересохшими губами к этому удивительному напитку.
Уже наступал вечер. Над белой площадью с фонтаном висело
круглое темно-розовое вечернее облако, такое громадное, что люди, дома и даже
церковные башни под ним казались совсем маленькими.
В этом было что-то пугающе прекрасное. Мальчики побежали
домой по направлению, указанному Максом. Но город, фантастически освещенный
облаком, сделался каким-то еще более чужим и непонятным. Нельзя было узнать ни
одной улицы.
Быстро смеркалось, хотя облако все еще продолжало светиться
на полиловевшем небе. Куда бы мальчики ни поворачивали, оно всюду следовало за
ними, выглядывая из-за высоких крыш своими круглыми малиновыми краями. Узкие
улицы быстро наполнялись толпами людей, вышедших погулять, как это всегда
бывает по вечерам в южных городах. Слышалось жаркое шарканье башмаков по
каменным тротуарам. Дневная жара сменилась другой жарой – вечерней, не такой
сухой, но зато еще более душной.
Из открытых дверей кофеен и баров уже ложились на улицу
полосы знойного света. С балконов слышались звуки мандолин. Усилились запахи
кипящего кофе, газа, анисовой водки, устриц, жареной рыбы, лимонов… В руках у
женщин трещали веера. Еще громче и музыкальнее пели голоса мороженщиков и
газетчиков.
В подворотнях таинственно появились продавцы кораллов.
Что-то в высшей степени опасное, порочное показалось Пете в их котелках,
надвинутых на мрачные глаза, в их сладостных улыбках под нафабренными усами, в
их бархатных жилетах, визитках, в их смуглых пальцах, унизанных перстнями, и в
плоских, широких ящиках на широком ремне, которые они держали перед собой,
издали и молчаливо показывая проходящим дамам свои сокровища: кровавые кораллы,
как вырванные с корнем зубы; и другие кораллы – мелкие, нанизанные на нитку; и
бледно-розовые, почти белые, крупные и гладкие, как бобы; и вставленные в
золото помпейские камеи; и каменные цветки полупрозрачных гемм. Разложенные на
черном бархате и подробно освещенные гробовым светом газового фонаря, все эти
вещицы производили на Петю странное впечатление маленьких мертвых животных с
какой-то другой планеты.
Павлика же больше всего пугали недобрые глаза продавцов, и
он, положив руку за пазуху, крепко сжимал в плотном кулаке мелкие итальянские
деньги.
Один переулок показался знакомым. Мальчики свернули в него и
побежали в гору по каменным плитам. Внезапно дома кончились, и они увидели,
Везувий. Очевидно, они подошли к нему с какой-то другой стороны, так как он был
совсем не такой, как всегда, а одноглавый, громадный. Он был страшно близок.
Освещенный последними красками умирающего заката, покрытый чудовищной шапкой
сернистого дыма, насквозь пронизанного жаром раскаленного железа, Везувий,
казалось, сию минуту начнет извергаться, и мальчикам даже послышался подземный
гул.
Им стало так страшно, что они сломя голову бросились назад и
сейчас же наткнулись на отца, который вот уже почти три часа, без шляпы и в
расстегнутом пиджаке, бегал по Неаполю, разыскивая потерявшихся детей.
Он так обрадовался, увидев Петю и Павлика, что на этот раз
дело обошлось даже без упреков. И дети и отец настолько устали от переживаний,
что лишь только добрались до своего номера, как тотчас, даже не умывшись,
завалились спать и, надо признаться, выспались на славу, несмотря на страшную
духоту, писк москитов и доносившиеся с улицы почти всю ночь шум толпы и музыку.
Глава 25
Уголек в глазу
А на другой день с утра для них началась та ни с чем не
сравнимая суетливая, утомительная и в то же время восхитительная жизнь, которая
подхватила их, потащила по городам, гостиницам и кончилась лишь полтора месяца
спустя, когда они, окончательно измученные, наконец переехали границу и снова
очутились в России.
Хотя они путешествовали по строго продуманному плану, но все
же потом, когда Петя вспоминал об этом путешествии, оно представлялось ему
скоплением не связанных между собой дорожных впечатлений, мельканием красивых
видов, дворцов, фонтанов, площадей и, конечно, музеев.
У семейства Бачей было слишком мало денег, для того чтобы
они могли позволить себе роскошь где-нибудь по дороге задержаться хотя бы на
лишний день, отдохнуть, осмотреться, привести в порядок свои мысли и чувства.
