— Иди в жопу, Ларри.
— В жопу, — весело откликнулся тот, отправляясь домой.
С тех пор они так и прощались друг с другом. И во время боев, когда бил гонг, Ларри поднимался из угла, а Мондини убирал табуретку, и они говорили друг другу:
— Иди в жопу, Ларри.
— В жопу.
После этого Ларри шел и побеждал. Он одержал двенадцать побед подряд. Победа над Собило была тринадцатой.
Вицвондк упал на колени. Мальчик все еще корчился на полу. В метре от него толстяк брызгал кровью во все стороны, вытаращив глаза и растопырив руки, словно все время пытаясь нащупать что-то в воздухе. Окружающие наконец-то очнулись. Кто-то удрал. Двое подошли к Вицвондку и, подняв его, что-то ему говорили. Кто-то взялся за телефон и вызвал полицию. Гульда вытолкнули вперед, он оказался в нескольких шагах от двух тел, подергивающихся, как две рыбки в ведерке рыбака. Он хотел попятиться, но это не удалось. Тут же распространилась жуткая вонь. Он обернулся и увидел на зеркале черно-белую фотографию футбольной команды, все потные и улыбающиеся, с огромным кубком, стоявшим посередине на земле. Орудуя локтями, он проложил себе дорогу и остановился прямо перед фотографией, прислонившись к умывальнику. Он пытался отключиться от происходящего вокруг и начал с правого крайнего нападающего: тот был в майке и трусах, на ногах — гетры, он носил дурацкие усы и улыбался с ужасающей меланхолией. Один только свободный защитник не был потным и запросто возвышался над всеми. Гульд узнал низкорослого полузащитника во главе запасных, у края фотографии, и центрального нападающего во главе играющих, он сжимал рукоятку кубка и смотрел прямо в объектив. Проблемы возникли, когда он принялся отыскивать защитников. У всех были лица защитников. Тогда он попытался разглядеть ноги, там, где это было возможно. Но вокруг творился такой бардак: люди толкались, кто-то вопил, — никакой возможности сосредоточиться. На мгновение он остановился, чтобы понять, кто это потный, в спортивном костюме, это был левый защитник, наверняка удаленный. Гульд закрыл глаза, и его затошнило.
Вицвондк провел в тюрьме несколько лет. Когда стало ясно, что он безобиден, ему позволили играть на гитаре. Он исполнял веселые пьески каждый вечер. Заключенные в других камерах внимательно слушали.
10
Край футбольного поля, за правыми воротами. Они стоят неподвижно и смотрят. Профессор Тальтомар мнет губами погасшую сигарету. Гульд в вязаной шапочке держит руки в карманах.
Минуты за минутами.
Затем Гульд, не прерывая наблюдения за игрой, сказал:
— На поле сумасшедшая разборка. Двадцатая минута второго тайма.
Резаный пас слева, нападающий команды гостей, очевидно, вне игры, перехватывает мяч грудью, арбитр свистит, но свисток полон воды и не действует, центральный нападающий вывихивает ногу, арбитр снова свистит, но свисток опять дает осечку, мяч влетает в верхний угол ворот, арбитр пытается свистнуть, сунув пальцы в рот, но только обслюнявливает руку, центральный нападающий бросается как одержимый к сигнальному флажку углового удара, снимает майку, опирается на сигнальный флажок, делает несколько па какого-то дурацкого бразильского танца, а затем обращается в прах от вспышки молнии, ударившей прямо в вышеупомянутый сигнальный флажок.
Профессор Тальтомар неспешно вынул изо рта сигарету и стряхнул воображаемый пепел.
Случай, объективно говоря, тяжелый.
Наконец он сплюнул табачные крошки и тихо пробормотал:
— Гол не засчитывается из-за положения вне игры. Центральному нападающему — предупреждение за снятую майку. Вынос праха за пределы поля, на скамье запасных осуществляется замена. Также замена судейского свистка и установка нового сигнального флажка, игра начинается с пенальти точно в том месте, где зафиксировано положение вне игры. Никаких санкций против команды хозяев. Необходимо только найти виновного в том, что центральному нападающему противников не везет.
Молчание.
Затем Гульд сказал:
— Спасибо, профессор, -
и ушел.
— Будь здоров, сынок, — пробормотал профессор Тальтомар, не оборачиваясь.
Матч закончился всухую.
Арбитр не слишком старался, но знал свое дело.
Был собачий холод.
Детям нужна уверенность.
11
— Позови к телефону Шатци.
— Хорошо.
Гульд передал трубку Шатци. На другом конце провода был его отец.
— Слушаю.
— Шатци Шелл?
— Да, это я.
— Из семьи Шелл, у которой бензоколонки?
— Нет.
— Жаль.
— Да, мне тоже.
— На вопрос номер тридцать один вы ответили, что сочиняете вестерн.
— Точно.
— Что создать вестерн — мечта всей вашей жизни.
— Именно так.
— Вам это кажется хорошим ответом?
— Но у меня нет другого.
— …
— …
— А что это? Фильм?
— Что-что?
— Этот вестерн… что это: фильм, книга, комикс, что это такое?
— В каком смысле?
— Вы меня слышите?
— Да.
— Это что, фильм?
— Что именно э т о?
— ВЕСТЕРН, это что?
— Это вестерн.
— …
— …
— Вестерн?
— Вестерн.
— …
— …
— Шатци?
— Да-да.
— У вас там все в порядке?
— В полном.
— Гульд необычный ребенок, понимаете?
— Кажется, понимаю.
— Я не хочу, чтобы у него были бы какие-нибудь сложности, я понятно выражаюсь?
— Вроде того.
— Он должен думать об учебе, а дальше видно будет.
— Да, генерал.
— Он сильный мальчик, он многого добьется.
— Скорей всего.
— Знаете историю о руке Хоакина Мурьеты?
— Что-что?
— Хоакин Мурьета. Бандит.
— Потрясающе.
— Он терроризировал весь Техас, много лет наводил ужас по всему Техасу, жестокий бандит, он был очень силен, насколько это известно, он уложил одиннадцать шерифов за три года, за его голову назначили целую коллекцию нулей.
