Сквозь сомкнутые веки он, несмотря ни на что, видел проступившие над лесом звёзды, видел даже сквозь облачную пелену. Колючие лучи осторожно пробирались к основаниям и корням мёртвых деревьев, и в их слабой тени Матфей разглядел медленно ползущие чёрные пятна.
Протяжный вой, скребущий, словно железом по стеклу. Он понижается, переходя в рык, голодный и свирепый. Ненависть растекается по лесу подобно пролитой крови, демоны приближаются с трёх сторон; двое из них слабы, подобно вчерашним, но один, один…
Его голод тянется к Матфею, подобно рукам. Демон словно обращает во плоть собственную алчбу. Его презрение Матфей ощущает, подобно жару очага. Тварь уверена в победе. Двое мелких прихлебателей надеются полакомиться остатками пиршества более крупного и сильного сородича, сородича, никак не собрата.
Вой близится, совсем как в прошлую ночь. Нет, совсем не так, потому что Матфей Исидорти отнюдь не торопится умирать от ужаса. Он ждёт врага, он готов к бою.
Сегодня ему надо не просто выжить, не просто отогнать явившихся по его душу.
Демон всё ближе, и холодные щупальца ползут по земле, всё ближе и ближе к Матфею. Ему кажется — за ними остаётся скользкий мерзкий след, словно от неведомых змей, только что высунувшихся из поганого болота. И приближался он совсем не так, как его менее удачливые собратья. Часть его, похоже, ползла под землёй, пробиралась неведомыми ходами и норами, выныривая из дыр чёрными дымами, сливавшимися, делящимися, прячущимися вновь и вновь появляющимися — вокруг Матфея словно плёлся какой-то невообразимо сложный узор тёмных нитей, незримых, видимых лишь когда совершался очередной стежок. Над землёй и под землёй, демон подползал всё ближе, холодные струйки осторожно касались Матфеевых щёк, отдёргивались, словно в испуге — притворном испуге, разумеется.
Как и в минувшую ночь, щёки и лоб Матфея покрывал обильный пот. Тряслись поджилки — явившаяся в наипрямейшем смысле слова «по его душу» сила шутить не умела и вообще не знала, что это такое — шутки.
Милости ждать не приходится. Ну так и он сам никому милости никакой не окажет. Или я, или меня.
Кулаки сжались, ногти впились в ладони.
Холодная пустота надвигалась. Пустота и голод, ждущая бездна, где без следа утонет всё его существо. Матфея Исидорти не просто «не станет», он не просто «сгинет». Его ждёт не простая смерть, буде он дрогнет даже в малой малости.
Он так не боялся даже с самым первым своим демоном. Сейчас та победа казалась до невозможного лёгкой и несерьёзной. От этого, второго, чудовища леденели все внутренности, словно чья-то незримая, но донельзя холодная рука немилосердно касалась поочерёдно то легких, то сердца, то желудка Матфея, заставляя его корчиться от боли.
Неведомая сущность приближалась, не торопясь, словно смакуя нарастающий в жертве смертельный ужас. Правильно писал создавший «О Силах Додревних», нет для демонов ничего слаще человеческого ужаса, когда они почитают несчастного в полной своей власти.
Ближе, ближе, ближе… Бесплотные щупальца уже не отдёргиваются, они бесцеремонно касаются неподвижной жертвы, а шагах в двадцати от распростёртого молодого монаха над дырою, что под корнями давно мёртвого пня, поднимается дрожащее тёмное облако. Мало-помалу оно становится всё плотнее, чернота в нём — всё непрогляднее. Мрак складывался в гротескную фигуру, массивная голова увенчана рогами, пара глаз горит льдисто-голубым, от распахнутой пасти поднимается парок. Вот проявились и крылья, свивающийся в кольца хвост, увенчанный чем-то вроде скорпионьего жала.
Он ничем не напоминал первого. Тот надвигался облаком темноты, стянутого вервиями из света, так и не приняв телесного облика; этот же демон с самого начала сбросил призрачную оболочку, облёкся плотью. Тварь хотела жрать и не собиралась откладывать трапезу на потом.
Демоны, значит, все разные, заставил себя подумать Матфей. Разные все, понимаешь? Все разные такие, иные из света и тьмы, а другие и плотью облечься умеют — нехитрое это размышление помогло не взвыть и не броситься наутёк, несмотря на все усилия.
Демон взревел, как ему и полагалось. «О Силах Додревних» описывала таких, обретающих тело, едва оказавшись в тварном мире. Крылья развернулись, упираясь в воздух, чудовище прыгнуло, явно полагаясь на клыки и когти, а не на магию.
Обе ладони Матфея вмиг оказались на двух из вычерченных им рун. На рунах, благоприятных сражающемуся с демонами. Заученное обращение-зов к истинно-додревним силам сорвалось с губ само собой, словно рой стрел, выпущенных дружно вскинувшими оружие лучниками.
— Ир-Йезг, Наам-Тал, Димме-Эрг, Шаарш-Ге, Иффе-Кабер, мать всеобщая Аа-Тенна — вашими именами, цепью скованными, заклинаю и побеждаю!
Руны вспыхнули под пальцами, тысячи раскалённых иголок вонзились в ладони, Матфей зарычал от боли, тело выгнулось дугой, но сковавший всё его существо страх разжал когти, послушно превращаясь в оружие, разящее наповал.
Демон в воздухе словно угодил в незримую сеть, закувыркался, подбитой птицей рухнув наземь, в щепки разнеся давно поваленный древесный ствол.
Матфей вскочил, широко размахнувшись. На ладонях алым полыхали отпечатавшиеся руны, кожа дымилась, боль вгрызлась в сознание, однако он держался. Демон тяжело ворочался среди щепок и обломков, пытаясь подняться, когтистые лапы беспорядочно молотили по сторонам, ноги конвульсивно дёргались, из распахнутой пасти валила пена.
— Побеждаю и одолеваю! — взвыл Матфей. Этого «Силы Додревние» не содержали, но иначе просто не выходило.
Сорвавшиеся с ладоней два клубка красноватого света ударили пытавшегося подняться демона, словно тяжеленные кулаки уличного бойца, тот всхрюкнул и распростёрся вновь.
Как просто, в упоении подумал Матфей. Как оно всё просто, а пугали-то, пугали! Да я его сейчас…
Демон перестал хрюкать и ворочаться, замер. Матфей приближался, осторожно, шаг за шагом, руны на обеих ладонях всё ещё светились.
Этот второй демон давался ему куда проще первого. Да и выглядел совсем иначе. Первый — бесплотная, наполовину призрачная тварь, сегодняшний — из мяса и костей.
Матфей забыл об осторожности, всё, что видел перед собой бывший монах — сломленное, жалобно всхлипывающее создание, настоящий слабак, не могущий или не умеющий драться. Остался последний удар, и…
Он даже забыл, что заветная книга велела вовсе не убивать явившихся по душу охотника демонов.
Они — источник знания, тем более драгоценного, что больше его нигде не обрести.
Демон только этого и ждал. Он взвился в прыжке, крылья резко развернулись, клыки и когти нацелились в обмершего Матфея. На демоне в нескольких местах дымилась красноватая кожа, обугливалась и отваливалась чёрными крошками, словно от раздавленного сухаря. Страшный удар опрокинул монаха наземь, раздвоенный тёмно-алый язык затрепетал подле самого его лица.
— Мама! — только и успел пискнуть Матфей.
Инстинктивно, последним неосознанным движением, уже падая, он вскинул руки. Ладони с отпечатавшимися рунами упёрлись в твёрдую, словно камень, чешую демона.
