Когда отразишь ты, вооружённый страхом, приступ первый, натиск самых слабых демонов и останешься жив, возрадуйся, но не дай победе вытеснить первозданный ужас. Легче лёгкого вообразить себя победителем тёмных сущностей, властелином бродящих в бездне; остановись, читатель, ибо это прямая дорога к демонам в пасть.
Ты ничто без ужаса и страха перед великим провалом, неведомой пропастью, рождающей подобные сущности. Не забывай это. Не забывай ни на миг.
Взыскательный читатель, ты спросишь: „Книга твоя зовется „О Силах Додревних“, но повествуешь ты пока лишь о демонах, как так?“ Отвечу — демоны низшие, средние и даже высшие есть лишь ступенька на пути к истинным тайнам. Сами они просты, ибо большинство из них способно лишь пожирать слабейшего и мало что может поведать даже под угрозой изничтожения. Лишь старшие и самые могущественные из демонов способны удовлетворить ответами своими взыскательного вопрошателя.
Итак, ты пережил первую ночь, ты отразил натиск демона и, быть может, если удачлив, запечатлел в памяти двенадцать демонических рун. Их двенадцать, ибо именно таково число составляющих истинного волшебства. Без ложной скромности скажу, что именно мне принадлежит честь открытия оных.
Запомни руны, читатель! Запомни их накрепко, перенеси на свиток, едва сможешь, сделай копию, и не одну. Храни в разных местах. Двенадцать рун дадут тебе власть над высшими демонами, где уже не хватает одной лишь воли и страха.
Итак, на следующую ночь ожидай возвращения младших демонов. Ты уже знаешь, что делать, читатель. Ни в чём не отступай от свершённого в ночь предыдущую, и ты победишь вновь. Если, ускользая от тебя, демон вновь оставит рисунок рун, скопируй их такоже.
Но если посетит тебя демон более сильный, чем явившиеся в первую ночь, поступать надлежит тако…»
Ночь в Беймарнской пуще подкрадывалась медленно, свет постепенно угасал, карабкался по деревьям и ещё долго озарял их вершины. Матфей сидел, привалившись спиной к мёртвому дереву, шагах в десяти от муравейника. Спасибо вам, чёрные братья. Вы ведь и живёте-то по-монашески, артельно, общежитски. Совсем как я… когда-то.
Эта мысль казалась неправильной. Страх смыл прошлое, утверждала заветная книга. Ты должен забыть обо всём, неустанно напоминала она. Откуда ж эти воспоминания — о монастыре, и только о нём? Детство… а было ли оно? Или он, быть может, появился на свет уже взрослым, и ничего до Бервино просто не было?
Бездна послушно распахивает свой зев, чёрная волна выплескивается, вздымается в поднебесье, но Матфей только улыбается. Страх растекается бесчисленными живыми струйками, прячется под корягами, старыми пнями; подобное — к подобному. Страх мёртв, но может спасти живых.
Ночь вступает в чащу медленно и исподволь, совсем не «подобно побеждающему войску». Так поднимается стоячая вода, готовая вот-вот перехлестнуть через край дамбы.
Матфей закрыл глаза. В спину врезался острый сучок, и это единственное, что ещё связывало бывшего монаха с «настоящим миром».
Руны со всей мыслимой тщательностью вырисованы в белой золе.
«Нет двух одинаковых наборов рун. У каждого демона они свои, и чем сильнее чудовище, тем более изощрённый вид принимают они. Но в основе их всегда двенадцать, и только двенадцать, корней. Дюжина восходящих рядов, дюжина истоков и столько же устьев. Постигни, читатель, ибо тебе надлежит оградить себя рунами, препятствующими усилиям демона, те же, что ему споспешествуют, напротив, исказить и извратить. Легко говоришь ты, скажете вы мне, но откуда узнать нам, каковы из рун благоприятны и каковы — нет? И как нам „исказить“ их? Отвечу я так:
„Что есть символ жизни человеческой, с его путем от рождения до могилы и последующего воскрешения для нового бытия?“ — „Круг, конечно же!“ — ответите вы мне и будете правы. „Что есть противоположное кругу, что его отрицает?“ — „Квадрат!“ — воскликните вы, начитавшиеся иных книг, памятуя о неразрешимой квадратуре круга, и жестоко ошибетесь.
„Тогда, наверное, треугольник?“ — спросите вы меня. Нет фигуры с меньшим числом сторон, в то время как у круга их — бесконечное множество.
Нет, нет и еще раз нет.
Прямая, любезные читатели. Прямая, разомкнутая и устремленная в ложную бесконечность, в то время как истинная бесконечность скрыта именно в круге. Четыре из двенадцати рунных основ опираются на круги, и эти символы благоприятны нам, людям, четыре содержат в себе квадрат, окружённый паутиной вторичного, и последние четыре — скрещение прямых, нацеленных подобно копьям.
Ищи в зарисованных тобой рунах сии основания. Води рукой над начертаниями, и вызывай из глубин души своей образы демонов, явившихся к тебе, если истоки рун не сразу откроются тебе. Когда же определишь ты три семейства, огради себя благоприятственными рунами: со стороны головы одна, и со стороны сердца одна, одна — в паху и одна — при правой руке. Ноги же оставь, ибо они послужат приманкой. Изобрази такоже четыре руны с квадратом, ибо они связывают демона, так что он становится примкнут, слит с нашим тварным миром. Последних же четыре символа не изображай никогда и ни за что и даже копировать их стремись как можно реже, ибо впечатываются они в память твою, укрепляя связь твоего тела с демоническими безднами, ставя выходцев со света того на собственный след.
Ничто так не ненавидят демоны, как избегшего их лап, и потому злобно преследуют таковых до самого конца их земного существования.
Однако я, сказав про руны благоприятственные людям, умолчал о рунах истинно-демонических и о том, что их надлежит искажать. Сие искусство при кажущейся простоте — одно из сложнейших в истинной демонологии. Надо не просто „исказить“, то есть изобразить неправильно руны, придающие демонам мощь, но проделать это так, чтобы явившиеся к тебе порождения бездны ничего не заметили бы до самого последнего момента, до мига, когда они сами обратятся к начертанному знаку, дабы почерпнуть сил.
Невелики и невидны должны быть искажения сии, однако демон, увидев знакомую и споспешествующую ему руну, возрадуется, попытавшись почерпнуть силы, но, вобрав знак в себя, лишь ослабеет.
Начертив тобой выбранные руны, жди, читатель, пока к тебе не явятся те, что поистине достойны твоих усилий…»
Что ж, первое он исполнил. Руны начерчены — у головы, под левой подмышкой, у правой ладони и меж слегка разведённых ног. Матфей ждал, закрыв глаза и доверившись слуху. Страх, несмотря на все усилия, ушёл, остались лишь детские азарт и жажда борьбы. Согласно книге, это было плохо, «ибо лишь страх дарует тебе неуязвимость», но Матфею отчего-то стало всё равно. Он победит, не может не победить! А уж в согласии с написанным ли, по-своему ли — значения не имеет.
Тёмные крылья сомкнулись в поднебесье, мрак заволок Беймарнскую пущу, но даже с закрытыми глазами видел Матфей белёсые дымки, курящиеся над трещинами, дуплами и норами, над чёрными провалами, где за каждой невинной дырой, куда кулак-то едва пролезет, крылся ход в глубочайшую преисподнюю.
Ну, идите же, идите, беззвучно шептал Матфей. Я тут, одинок и беззащитен. Лёгкая добыча. Те, кто потерпел неудачу вчера, они слабы. Вы сильны, вы справитесь. Идите же!
