Хорошо, что электричества давным-давно нет, а то со страху бы помер, а сейчас провода здесь так, вместо бельевых веревок висят. Теперь надо перевернуться, что страшнее всего. Затаил дыхание, зажмурил глаза, крикнул матом после того, как вдруг оказался висящим лицом вверх, а перед глазами раскачивалось небо. Представил, как обрываются провода или петли, а сам я лечу на асфальт спиной вниз, но ничего такого не случилось: держала моя самодельная подвесная крепко. Подтянул ноги, затем немного подтянулся сам, перехватил провода руками — и преодолел так примерно с полметра пути. Отлично.
Вниз, по мере отвисания кабелей, ползти было легче, гравитация помогала. На середине улицы было страшнее всего — кабели немилосердно пружинили, к моему удивлению, и все время казалось, что они готовы лопнуть в любую секунду. Дальше лезть стало тяжелее: здорово тормозили рюкзак и винтовка с дробовиком, но тут выручила петля на щиколотках — она скользила плохо, зато отталкиваться ею оказалось хорошо.
Ремень и петля на спине давили немилосердно, мешая дышать, но деваться уже было некуда. Руки в перчатках вспотели, ладони почему-то норовили выскользнуть из них, или мне просто казалось. Пока я дотолкался до «Н» на противоположной стороне улицы, силы вообще испарились, я был мокр, измотан и совершенно сходил с ума со страху. Все время виделось, как на улицу выезжает кавалькада квадроциклов и сидящие на них хохочут и показывают на меня пальцами или как снизу прыгают твари Тьмы, пытаясь достать меня. Смотреть на ситуацию с оптимизмом совершенно не получалось, то есть вовсе.
Последнюю пару метров я преодолевал, уже тихо подвывая со страху, но все же как-то добрался до конца пути. Правда, дальше пришлось на ходу придумывать способ забраться на «Н», потому что сил подтянуться уже не было. Я довольно долго барахтался над землей, как червяк на крючке, но все же сумел забраться, с дрожащими руками, пересохшим ртом и мокрый как мышь. Подтянул оружие, развязал веревку, после чего, перебравшись на крышу, просто упал навзничь и минут пять лежал, глядя в высокое голубое небо с редкими белыми облаками. Шевельнуться не было сил, голова кружилась, дыхание было сиплым и запаленным. Потом, приподнявшись, достал фляжку, глотнул воды — стало немного легче.
— Так, дальше давай, — сказал я самому себе. — Не хрен расслабляться.
Огляделся. Обратил внимание, что приполз я сюда с крыши ломбарда «Ствол и монета», в глубине оного даже были видны оружейные шкафы, пустые, естественно. Так, а сейчас я на крыше чего? Даже и не помню. И какая разница? Важно то, что по этим крышам я могу убежать еще дальше.
Убедившись, что пока никого на улицах нет, я поднялся на ноги и пошел дальше исследовать крыши. Вдруг куда еще можно плеснуть крови?
40
Рация не говорила ничего, хоть и работала в режиме сканирования. Я плеснул крови в еще один люк, в почти точно такой же ночной клуб, как и на «прошлой крыше», и теперь мой «радар» безошибочно ощущал, как там в полной темноте что-то зреет, что-то зарождается и готово будет вырваться в любую минуту наружу, как только это «что-то» будет спровоцировано, почует кровь и смерть, почует добычу. Или оно выйдет позже, в темноте, и пойдет по окрестностям в поисках пищи, и черт знает, где оно эту пищу найдет.
У меня есть всего одно преимущество над моими вероятными преследователями: я знаю Тьму, и это преимущество я использую на всю катушку. Потому что других у меня нет.
Погоня появилась часа через два — уже тогда, когда я решил, что за мной не погнались, и даже подумывал отсюда свалить. Сначала был звук — слитный гул множества моторов, потом рация, которую я вернул на ту самую частоту, на которой говорил ее убитый владелец, начала ловить довольно активный обмен. Ехали за мной, и ехали с умом, не просто по следам, а разделившись на группы, по параллельным улицам, где надо останавливаясь, где надо — выпуская вперед дозоры.
Я слышал, как нашли брошенный квад, добравшись до него по следам. Слышал, как кого-то послали заглянуть в магазин, тот самый, в котором я вышиб витрину, и потом оттуда доложили, что меня там нет, а снег за задней дверью не тронут, так что туда я не выходил.
Потом обмен стих на некоторое время, которое потребовалось обладателю хриплого негромкого голоса для принятия решения. И через пару минут этот самый голос потребовал, чтобы группы объединились вокруг него, а по прилегающим улицам были высланы дозоры. То есть происходило примерно то, на что я и рассчитывал. След потерян, погоня остановилась, но никто ее завершать не собирается, просто надо принимать новое решение.
Пристроился на бортик с винтовкой. До дальнего угла того квартала, в котором я на крыши забрался, как раз метров триста с чем-то, до угла ближнего квартала слева, откуда тоже может появиться противник, — сто с небольшим примерно. Повернулся туда, сюда, приложился к прицелу. Нормально, удобно. Раз или два стрельнуть — и отступать, больше не надо, это и противника удержит на месте, и этим даст намек на то, что пора.
Первый дозор появился на дальнем углу, квад и пикап на больших колесах, ярко-красный, с желтыми языками пламени по капоту, с двумя никелированными выхлопными трубами, торчащими вверх как на восемнадцатиколеснике. Не пикап, а мечта реднека. Медленно выехали на перекресток, остановились. Водитель пикапа был в военной парке и черной вязаной шапочке вроде моей, рядом с ним сидел мужик в зимнем охотничьем камуфляже вроде того, что сейчас на мне. Водитель квада был в чем-то типа горнолыжного костюма, с AR15 на груди наискось.
Я поймал в прицел «военного», затаил дыхание, выстрелил, он дернулся и свалился головой на руль. Сразу прицел на другого водителя, который на удивление ловко развернул квад на одном месте, выстрелил опять, раза три подряд, вторым и третьим выстрелами уже попал точно — тот дернулся, завис, квад немного прокатился по кругу и остановился, хотя тело с него и не свалилось. Пассажир же пикапа успел выскочить и метнуться за угол, убравшись из поля зрения. Ну да и ладно, дело уже сделано.
Все, теперь долой отсюда, ползком! Сейчас начнется: словно не слышный никому вой раздался где-то у меня в голове, будто стая оборотней завыла, почуяв человечью кровь. Ледяная терка по позвоночнику, волна страха, аж в глазах потемнело. А они ее и почуяли, добычу и смерть, прямо здесь, прямо у самых дверей Тьмы, которые я пробил своей кровью. Я изо всех сил на четвереньках чесал по крышам, переваливаясь через бортики, потом спрыгнул на крышу пониже, уже привычно саданул прикладом по окну напротив, влез, вдруг оказавшись не в магазине и не в ресторане, а в чьей-то небольшой, убого обставленной квартирке. Замер, прислушался к «радару», безошибочно определив, что твари поблизости есть, но идут они не ко мне.
— Получи, фашист, фанату, — сказал я, усаживаясь на кровать и закрывая глаза.
Увидеть все равно ничего не смогу, зато могу слышать и чувствовать.
В рации орали, через окно доносилась густая и беспорядочная стрельба из автоматического оружия. Лупили длинными очередями, из чего я заключил, что твари к людям близко, что там сейчас паника, потому что такого не ожидал никто. Вдохнув и выдохнув несколько раз, я все же встал и подошел ближе к окну, угловому, приоткрыв раму. Пусть и не видно ничего, но все равно — не выглядывать еще страшнее.
