– Что меня ждет?
За этой словесной перепалкой они не заметили, как Алена пришла в себя.
– Очухалась! – обрадовался Ставр и, забыв о Матвеевой просьбе, подскочил к полку, помахал перед Аленой рукой. – Эй, сестренка, ты меня видишь?
– Вижу. – Кончиками пальцев она коснулась сначала его руки, потом небритой щеки. Именно коснулась, словно Ставр был не призраком, а человеком из плоти и крови. – Не получилось, да?
– Ну, смотря что. Если ты о моем спасении, то вынужден тебя огорчить. – Ставр присел рядом с Аленой, подмигнул ошалевшему от происходящего Матвею. – Хотя, с другой стороны, я вроде как и не совсем мертвец. Теневой я.
– Теневой… – повторила она шепотом.
– Для обычных людей мертвый, а для тебя, сестренка, почти живой. Ты меня даже почувствовать можешь. – Ставр ухмыльнулся и положил ладонь на Аленину коленку, за что, к мрачной радости Матвея, тут же схлопотал по морде, но совершенно не обиделся, наоборот, кажется, даже повеселел: – Эх, хорошо-то как! Как будто снова живой. Ну-ка, сестренка, врежь мне еще разок.
– Обойдешься! – Алена поправила на груди простыню, спрыгнула с полка, отошла от Ставра к Матвею и, кажется, только сейчас заметив веревку, вздрогнула.
– Только не снимай! – Ставр вмиг посерьезнел. – Не снимай, сестренка, – сказал уже просительно. – Я за этой хреновиной полгода гонялся, а ты из-за нее чуть не свихнулась.
– Вот именно, чуть не свихнулась! – Алена потерла обмотанное веревкой запястье. – Что с этой штукой теперь делать?
– Ты знаешь, что делать. – Ставр подошел вплотную, взгляд его был непроницаемый, но Алена, похоже, все поняла, потому что ее лицо вдруг сделалось даже не бледным, а серым. – Она тебя тоже зовет, да?
– Зовет…
– И не отпустит, пока мы с тобой, сестренка, эту проблему не решим.
– Какую проблему? – попытался вмешаться в их диалог Матвей.
– Как решим? – шепотом спросила Алена.
– Думаю, она знает.
– Кто?
– Старуха. Это она меня за тобой послала. Нам к ней нужно.
– В болото? – Алена попятилась, ударилась ногой о край лавки, зашипела от боли.
– По-другому никак, сестренка. – Ставр развел руками. – Думаешь, я хочу? Я тебе так скажу, я хоть и мертвый, но тоже боюсь. Эта тварь даже мертвыми не брезгует, а уж такими, как я, теневыми…
– Холодно. – Алена поежилась, отступила от Ставра еще на шаг.
– От меня, что ли? – удивился он. – Теперь, когда на тебе эта штука, – он кивнул на веревку, – не должно быть холода.
– От разговоров этих! В хату идите, дайте мне переодеться!
– Стесняешься? – ухмыльнулся Ставр, и Матвею вдруг захотелось врезать по его призрачной роже. – Я ж мертвый, какой с меня спрос?
– Убирайтесь! Оба! – Алена подтолкнула к выходу сначала Матвея, а потом и Ставра. – Ужинайте, я сейчас приду.
– Ужинайте, – хмыкнул Ставр. – Что за несправедливость такая: одним все, а другим ничего! – Он сделал шаг за порог и растворился в темноте.
– И не подсматривай, – буркнул в темноту Матвей.
– Да ты что, братишка, она же меня теперь видит, – послышалось совсем рядом. – И хотел бы – не смог.
Ужин походил на поминки, даже Ставр, который не умолкал ни на минуту, сыпал дурными шутками и скабрезными анекдотами, не смог разрядить тревожную обстановку. Первой не выдержала Алена. Убрав со стола посуду и наполовину опустевшую бутылку самогона, она в упор посмотрела на Ставра и спросила:
– У тебя есть какой-нибудь план?
– Ну не то чтобы план, скорее, кое-какие наметки. – Тот задумчиво поскреб щетинистый подбородок. – На болото нам с тобой, сестренка, по-любому надо, чтобы со старухой встретиться.
– Я с вами, – сказал Матвей с мрачной решимостью.
– А зачем, братишка? – Ставр окинул его внимательным и, кажется, даже сочувственным взглядом. – Ты пойми, мы с ней теперь повязаны, у нас выбора другого нет. Морочь нас все равно не отпустит. Вот это, – он сжал обмотанное веревкой Аленино запястье, – ее цацка. Думаю, она эту хрень Алене не просто так подсунула, а потому что виды на нее имела. Тут такое дело: или пан, или пропал… А тебе какой интерес? Ты ж молодой, перспективный! Зачем тебе шкурой рисковать? Деньги я тебе, братишка, и так отдам. Не нужны мне теперь деньги.
– Я сейчас не о деньгах, – отмахнулся Матвей.
– Ах, не о д-е-е-еньгах, – протянул Ставр. – Благородный, значит? Так я тебе, благородный, сейчас расскажу, как там на болоте! Мертвое оно, понимаешь? От края до края мертвое, костями устланное, кровью политое. Там твари такие живут, что даже мне страшно, а ты что? Она тебя сожрет и не подавится!
– Не пугай, я пуганый! – В душе закипала злость.
– Ни хрена ты не пуганый! Ты еще страха настоящего не видел! Вот она видела! – Ставр кивнул на Алену. – Расскажи ему, сестренка, что ты на болоте повидала, отчего у тебя крыша поехала!
– Матвей, – она осторожно накрыла его ладонь своей ладошкой, – он правильно все говорит. Там страшно и опасно.
– А сама? – спросил он зло. – Сама не боишься?
– Боюсь. – Ее улыбка была безрадостной и безнадежной. – И за себя боюсь, и за тебя. Только у нас со Ставром выбора нет, а у тебя есть.
– Значит, все-таки есть? – Матвей удовлетворенно кивнул, убрал свою руку.
– Вопрос в том, чтобы ты этим выбором правильно распорядился, – сказал Ставр очень серьезно. – Ты думаешь, что помочь нам сможешь? А на самом деле ты балласт, братишка. Ты пойми, нам, вместо того чтобы о собственных шкурах заботиться, придется с тобой нянчиться.
– Балласт… – повторил Матвей и встал из-за стола.
– Ты куда? – Алена тоже встала, но с места не двинулась, смотрела испуганно и просительно: – Матвей, ты куда?
– Покурю. – Он улыбнулся ей успокаивающе: – Покурю, а потом на сеновал – спать. Время позднее, пора уже.
– Так что ты решил, братишка? – спросил Ставр о том, о чем хотела, но не отважилась спросить Алена.
– Я иду с вами.
…Горький дым вырывал из горла колючий кашель и не приносил никакого удовольствия. Может, и в самом деле пришло время бросить курить? Матвей старательно загасил сигарету, секунду-другую полюбовался звездным небом, а потом толкнул дверь сарая.
Сено пахло с раннего детства любимым ароматом – солнцем и летом. Раньше Матвею всегда хорошо спалось на сеновале, а сейчас вот сон все не шел. Память, как заезженная пластинка, повторяла сказанное Ставром. Это было благородно, то, что они переживают за его жизнь. Благородно и одновременно обидно, словно он не взрослый самостоятельный мужик, а несмышленый ребенок, словно нуждается в их заботе и жалости…
Тихо скрипнула дверь сарая, Матвей приподнялся на локте, всматриваясь в темноту. Страшно не было, скорее любопытно.
