– Мы где? – спросила она вместо ответа.
– На даче. – Он пожал плечами, а потом добавил с невеселой усмешкой: – Здесь, наверное, будет уместно сказать: «Не волнуйся, я сейчас все объясню».
– А ты объяснишь?
– Непременно. Только давай сначала позавтракаем. Ты есть хочешь?
Алена прислушалась к себе: есть она не хотела, но вот кофе… От одной только мысли о том, что здесь, возможно, водится настоящий кофе, сердце нетерпеливо затрепыхалось.
– Я бы выпила кофе, если можно, – сказала она.
– Думаю, что можно. Мы ж теперь без режима будем жить.
Странный он какой-то, этот Матвей. Жить собирается вместе с ней. Надо бы спросить, как она оказалась у него на даче, но это потом. Сейчас ей бы привести себя в порядок. Переодеться… Хотя во что переодеться? В пропахший сумасшествием больничный халат? У нее ведь даже смены белья нет. У нее вообще ничего нет, она потеряшка…
– Ты, наверное, хочешь привести себя в порядок? – спросил Матвей. – Я тут прикупил кое-что на первое время. С размером, надеюсь, не ошибся. Пойдем, – он поманил Алену за собой.
Эта комната была меньше той, что с камином, большую ее часть занимала двуспальная кровать, на углу которой лежал пакет.
– Там одежки. – Матвей кивнул на пакет. – Ты переодевайся, а я пойду варить кофе.
Алена дождалась, пока он выйдет, аккуратно прикрыв за собой дверь, а потом вытряхнула на покрывало содержимое пакета. Матвей позаботился обо всем: начиная бельем и заканчивая кроссовками. И с размерами он тоже угадал. Ну, почти… Джинсы, футболка и куртка подошли идеально, кроссовки были на полразмера велики, но ведь это некритично. Переодевшись, подсушив полотенцем и кое-как уложив волосы, Алена вышла из спальни.
По кухне плыл дурманный, уже почти забытый аромат кофе. Матвей сидел за столом, нарезал бутерброды. При Аленином появлении он улыбнулся, приветственно махнул рукой.
– Присаживайся. Сейчас перекусим.
А глаза у него совсем светлые, очень подходящие к русым, с пшеничным оттенком волосам. Странно все это.
– Конспирация. – Он проследил за ее взглядом. – Парик и очки.
– Зачем? – Все-таки не получилось у нее дождаться конца завтрака. Как можно чего-то дожидаться, когда вопрос касается твоего прошлого и, возможно, будущего!
– Долгий разговор. – Матвей поставил перед ней чашку с дымящимся кофе.
– Я понимаю. – Алена кивнула, и от этого движения кухня поплыла. Девушка вцепилась руками в столешницу, зажмурилась, пережидая головокружение.
– Плохо? – Сильная рука легонько коснулась Алениного плеча. – Это, наверное, та дрянь, которой тебя накачали, выветривается. Ну, ты же сама врач, должна понимать.
Она так давно привыкла чувствовать себя пациенткой, что уже почти забыла, как это – быть врачом. Матвей сказал, что выветривается дрянь. Она бы сказала – элиминируется, но суть от этого не меняется. Дрянь выходит, организм очищается, и оттого слабость и головокружение.
– Меня выписали? – спросила Алена, сама не веря в такую возможность.
– Не совсем. Я тебя выкрал.
– Выкрал?!
Зачем санитару, пусть и самому гуманному на свете, совершать должностное преступление из-за какой-то пациентки?!
– Он собирался ввести тебе инсулин. – Лицо Матвея вдруг сделалось очень серьезным. – Ты знаешь, что бывает от передозировки инсулина?
Она знала. Она даже понимала, о ком ей говорят. Понимала и верила каждому сказанному слову. Егор был на такое способен, особенно после ее угроз.
– И что ты сделал? – То ли она отвыкла от кофе, то ли тот был слишком крепким, но во рту вдруг появилась хинная горечь.
– А что мне оставалось? – Матвей беззаботно пожал плечами. – Тюкнул его по башке, тебя в охапку, и бежать. Вот такой получился экспромт.
– А парик и очки – это тоже экспромт? – спросила Алена, уговаривая себя ничему больше не удивляться.
– Нет, это вынужденная необходимость. Без конспирации в моем деле никак.
– Ты же не санитар, правда? – Озарение вспыхнуло в мозгу так ярко, что на мгновение девушка едва не ослепла.
– Кофе допивать будешь? – спросил Матвей светским тоном.
– Ты не ответил. – Она уже не хотела кофе. Она хотела узнать правду.
– Я отвечу, – пообещал он мрачно. – Только предупреждаю, тебе это может не понравиться…
…Ей не понравилось. Нет, не так! После объяснений Матвея все стало еще более запутанным. Он был не санитаром, а был частным детективом, которого наняли для того, чтобы присмотреть за ней, а в случае острой необходимости вытащить из психушки. Острая необходимость возникла – и вот она неизвестно где пьет кофе в обществе человека, о котором не знает ровным счетом ничего. Но хуже, нет, страшнее было другое. Дед Тарас так и не дождался ее выздоровления. Дед умер, а она даже не присутствовала на похоронах. Он же крепкий был, двужильный, так отчего же? Выходит, из-за нее…
Слезы капали на стол и в чашку с так и недопитым кофе. Алена плакала, а Матвей деликатно молчал, даже успокаивать не пытался.
– Кто тебя нанял? – спросила она, когда кофе остыл окончательно, а слез больше не осталось.
Матвей ответил не сразу. Он смотрел не на Алену, а в окно.
– Кто? – повторила она требовательно.
– Один из твоих пациентов. Ты кое-что для него сделала… прошлой осенью. И он посчитал себя обязанным.
Пациент? Да ни один пациент в мире, даже самый благодарный, не решится на такую авантюру – выкрасть человека из психиатрической лечебницы! Не просто человека, а душевно нездорового. Она ведь сама до конца не уверена, что все ее проблемы только из-за лекарств. Потом – да, но сначала… Сначала было что-то другое, что-то, что она не может вспомнить, что-то настолько страшное, что заставило деда Тараса определить любимую внучку в сумасшедший дом.
– Как его зовут?
– Он сказал, что ты не помнишь его имени, вы общались очень недолго.
– И за этот недолгий срок он успел проникнуться ко мне такой симпатией, что пошел на преступление?! – Алена залпом допила кофе, сжала ладонями виски. – Я хочу поговорить с этим благодетелем, – добавила она шепотом.
Матвей снова ответил не сразу, а когда наконец заговорил, в голосе его Алене почудилась неуверенность:
– Он тоже хочет с тобой встретиться. У него к тебе тоже есть кое-какие вопросы. Сегодня вечером мы выезжаем.
– Куда?
– В деревню, где жил твой дед. Мой наниматель считает, что так тебе будет проще вспомнить.
– Что я должна вспомнить? – Еще один очень важный вопрос. Можно даже сказать, жизненно важный. – Как я оказалась в больнице?
– Ты совсем ничего не помнишь? – Матвей вглядывался в нее своими ясными глазами так пристально, словно пытался разгадать, врет она или говорит правду.
