— Разрешите, товарищ майор, — официально обратился к нему капитан.
— Сам пришел? — Крамаренко указал рукой на стул рядом с собой. — Присаживайся!
Владимир сел за рабочий стол.
— Я пришел потому, что ты ждал меня, так?
— Так.
— Слушай, Гена, давай отбросим субординацию и поговорим как простые люди, как мужчина с мужчиной.
Крамаренко вдруг легко согласился:
— Давай, и хочу сразу же спросить тебя, ты спишь с моей женой?
— На этот вопрос я отвечать не буду. Скажу лишь одно, что люблю Веру.
Майор ухмыльнулся:
— Отводишь от нее удар? Благородно! Так и должно было бы быть. Но только удара, Володя, никакого не будет. Не в моих правилах разбираться с женщинами, тем более устраивать скандалы или бить, чего некоторые особи иногда очень даже заслуживают.
— Не называй женщин особями, это тебе не животные.
— Хорошо, хорошо, скажем по-другому. Особы, так устраивает?
Владимир спросил:
— — Что ты, Гена, все ходишь вокруг да около? Говори прямо все, что хотел мне сказать.
— Ты сказал, что любишь Веру, а ведь я тоже люблю ее! С моим чувством как? Можно выбросить на свалку?
— Я знаю, что ты ее любишь, более того, она твоя жена, мать твоего ребенка, но в свое время ты же и увел ее у меня!
— Значит, она этого хотела. Ты, Бережной, сам виноват во всем!
— Согласен. Но прошли годы, мы встретились, и у нас вновь сложились прежние отношения.
— Сложились, говоришь? А до тебя как складывались?
Не знаешь?
— Знаю и это.
И вновь начальник штаба нехорошо ухмыльнулся:
— Конечно, как же иначе? Вера тебе сама «все» рассказала. Даже знаю, ЧТО именно. Мол, естественно, у нее были мужчины, раз муж ей достался такой, но в этих мужчинах она искала похожего на тебя, не так? Так! Вижу, что так оно и было! Это ее тактика, тактика опережения. Но не в этом главное, ты вправе безоговорочно верить ей. Главное в другом, в том, что ты всего лишь очередная ее забава, пройдет время, тобой натешатся и выбросят за ненадобностью.
Владимир спросил:
— Отчего же она тебя не выбросила, как ты выражаешься, за ненадобностью?
— Все просто, Володя! Веру я устраиваю. Я не мешаю ей делать то, что она хочет делать. И делаю это из-за того, что безумно люблю ее. Страдаю, мучаюсь, но терплю, живу надеждой, что когда-нибудь разгул прекратится и она станет полностью моей. Дурак? Согласен! Но я не могу без нее, и она это знает и этим пользуется. Для меня главное, чтобы она была рядом. И она будет рядом, хотя на время может и уехать с кем-нибудь в порыве страсти.
Но вернется. Я, повторяю, ее устраиваю. Ты же другой человек! Ты измены не потерпишь, а значит. Вере либо предстоит жить только с тобой, чего она никогда не сможет, либо расстаться, но вот запасного аэродрома для нее уже не будет. Не к кому ей будет возвращаться. После тебя я ее не приму, лучше застрелюсь, но после тебя не приму. Она знает об этом! Поэтому у ваших отношений, Володя, нет будущего. Настоящее есть, и довольно бурное, а вот будущего, увы, нет.
Владимир посмотрел на своего бывшего однокурсника, теперь прямого начальника, и обратился к нему:
— Знаешь, что я хочу тебе сказать. Гена? Ты не просто подлец, ты мразь! Неужели ты думаешь, что своим цинизмом сможешь посеять в моей душе сомнения? Отвратить меня от Веры? Глупец! Мог бы придумать что-нибудь поумнее. Ревность свела тебя с ума, и ты готов на все, чтобы Вера принадлежала тебе. Не как любимая женщина, нет. А как атрибут твоего существования. Ты скотина, Крамаренко! Это все, что я хочу тебе сказать напоследок, и никогда, слышишь, никогда больше не заводи со мной подобный разговор, я тебя просто прибью!
Ухмылка не сходила с лица Крамаренко:
— Сколько страсти! Ты и в постели такой? Да! Я ревную Веру, ненавижу тебя, желаю тебе смерти. А больше всего желаю посмотреть, как ты будешь выглядеть, когда поймешь, что единственная, любимая тобой женщина равнодушно ставит тебе рога! На этом и закончим, а грозить мне не надо. Себе дороже выйдет! Один раз я простил тебя, другого не будет!
— Так это ты, оказывается, спас меня от трибунала?
Не слишком ли ты переоцениваешь свою, по большому счету, мерзкую личность?
— Больше мне с тобой не о чем говорить. Веру ты не получишь! Свободен, капитан!
Владимир вышел разъяренный, он прошел в дежурку, закурил, нервно затягиваясь. Достиг все же майор цели!
Удалось ему переложить часть своей душевной боли на его, Бережного, плечи. Удалось!
Вышел из своего кабинета и Крамаренко, проходя мимо, остановился рядом:
— Капитан Бережной!
— Чего надо?
— Не чего надо, а "я"! Устав из головы вылетел? Завтра утром к 6.00 посыльного ко мне! Ясно?
— Ясно!
Крамаренко посмотрел на Владимира, махнул рукой и вышел из штаба.
Бережной долго наблюдал из большого окна его сгорбленную под поднявшимся вдруг ветром фигуру, удаляющуюся по аллее в городок.
Он опустил светомаскировку, посмотрел на часы. Девять тридцать. Долго же они с Крамаренко беседовали, а показалось, несколько минут.
— Помощник, — вызвал Владимир сержанта.
— Я, товарищ капитан!
— Команду на вечернюю прогулку по подразделениям передали?
— Так точно, товарищ капитан. В первый раз, что ли?
— Хорошо! Я на плац. Останешься за меня. Все по плану и распорядку.
— Есть, товарищ капитан!
Закончив служебные дела, объявив батальону «Отбой» и проверив исполнение команды, Бережной вернулся в штаб. Доложился оперативному дежурному вышестоящего штаба. Все! Впереди — длинная бессонная ночь. Снайпер, бивший вчера, пока молчал, видимо, это была одноразовая, провокационная акция. Владимир принялся было за газету, но тут же вновь отбросил ее. Разговор с Крамаренко выбил его из колеи. Бережной не мог оставаться на месте. Он встал и стал мерить комнату шагами из угла в угол. Тут к нему вошел один из дневальных:
— Товарищ капитан, разрешите обратиться?
— Обращайся!
— К вам женщина пришла, что здесь в штабе работает.
— Где она?
— В курилке, товарищ капитан!
Владимир чуть не сбил солдата с ног, рванувшись из комнаты. Он выбежал из штаба, перескочив газон и ограждение «места для курения», оказался рядом с любимой. Вера задумчиво сидела в дальнем углу, Владимир взял ее ладони в свои:
— Вера! Как я рад, что ты пришла!
— Ты ждал меня?
— Не то слово!
