Тут-то, прерывая сумбурные размышления Бережного, и появился после командировки его сосед и коллега, знаменитый в гарнизоне капитан Антонов.
И появился он весьма своеобразным образом, что, как узнал Бережной позже, было характерно для него.
Сначала в коридоре послышался громкий пьяный и веселый голос. Этот голос пел на всю общагу под Высоцкого:
…Траву кушаем, век на щавели,
скисли душами, опрыщавели…
Одновременно раздавались неуверенные, но громкие шаги мужчины. А следом звонкий голос дежурной по общежитию:
— Антон! Бард хренов! Перестань орать! Люди отдыхают, а ты…
— Лида?! Веди себя скромнее, — отвечал пьяный голос.
— Это мне вести себя скромнее? Ну ты даешь, Антон!
Слушай. А не зря от тебя жена сбежала. С таким жить — одна мука!
Шаги замерли почти у самой двери в комнату, но их обладатель оставался в коридоре, продолжая перепалку с неугомонной дежурной:
— А вот это ты, Лида, зря! Никому не говорил, тебе одной скажу, почему от меня ушла жена.
— И почему же?
— Лена ушла от меня не оттого, что я алкаш, хотя и это обстоятельство, безусловно, сыграло свою роль, но незначительную. Нет! Не выдержала бедная женщина моих сексуальных потребностей и притязаний. Измотал я ее в постели, вот и не выдержала, сбежала, поняла? Но откуда тебе понять? У тебя с этим самым, наверное, одни напряги, только обратного толка.
— Да пошел ты к черту!
— Вот, пожалуйста! Это единственное, что ты можешь сказать? А если не можешь большего, то вообще молчи.
По крайней мере, будешь хоть выглядеть умнее.
Женщина, видимо, не нашлась что ответить; поэтому продолжал офицер:
— А лучше, Лида, скажу я тебе одну вещь по секрету — заведи себе любовника. Тогда в тебе шарм появится, этакая загадочность, ведь ты станешь носительницей страшной и волнующей тайны. Что сразу скроет все твои недостатки, которые ты почему-то пытаешься выставить напоказ.
— А в любовники тебя, что ли, записать?
— Мысль неплохая и не лишена логики. Но это твое личное дело, хотя, если ты остановишь свой выбор на мне, слово офицера, обещаю подумать!
— Да пошел ты!
— Ну вот, опять! Обиделась? Зря! Я же только хорошего тебе желаю, как и всем меня окружающим людям.
А постоянно посылать человека непонятно куда — это плохой тон, Лида, очень плохой! Я вот у тебя, как у близкого в перспективе, можно сказать, человека, хочу совета попросить. Даже не совета, а как бы выразиться точнее, направления, что ли?
— Чего? Какого направления?
— Слушай внимательно. Может, поймешь! Итак:
… Я коней заморил, от волков ускакал,
Укажи же мне край, где светло от лампад…
— Чего? — спросила женщина, так ничего и не понявшая.
— Как чего? Вот ты, Лида, и покажи моему сердцу путь к свету этих лампад!
— Да пошел ты! — после некоторого раздумья повторила дежурная.
— Эх, не будет от тебя толку, Лида. И в роли любовника на меня не рассчитывай. Это какой уже раз ты послала меня?
Голос за дверью громко рассмеялся:
— Не обижайся, Лида, это я все шутя. Нормальная ты баба, с обычными бабьими заскоками, так что не переживай, все нормально. Ну ладно, пойдем с соседом знакомиться!
Дверь отворилась, и на пороге появился поджарый высокий капитан в расстегнутом на все пуговицы кителе, с усами, которые, в отличие от русых волос на голове, были у него рыжими.
Он посмотрел на Бережного, прошел в комнату, присел на свою кровать.
— Разрешите представиться? — спросил офицер.
— Валяйте, — разрешил Владимир.
— Алик де Лонский, собственной персоной!
— А я в таком случае Мигель, испанский летчик, как-то сбитый под Гвадалахарой!
— Ну наконец-то, — удовлетворенно подвел итог знакомству капитан, — первый раз за все время человека нормального подселили.
Он встал, выглянул в дверь, позвал дежурную:
— Лида!
В ответ — молчание.
— Лида! — еще громче крикнул он.
— Ну чего тебе опять?
— От лица службы и от себя лично объявляю всему вашему общаговскому шалману особую благодарность!
— За что?
— За то, что соседа нормального подселили, а то все «косяков» каких-то совали. Ты передай там поощрение по команде.
Он вернулся в комнату, бросил на кровать сумку, из которой донесся характерный звон полной стеклянной тары. Протянул руку:
— Сергей Антонов. Лучше и проще — Антон, командир второй роты нашего автобата.
— Владимир. Бережной! Капитан, командир первой роты того же самого батальона.
— Отлично! Водку пьешь?
— Больше на хлеб мажу.
— Понял! Закуска есть с собой? У меня — шаром покати!
— Найдем кое-что.
— Ну а у меня выжрать найдется, так что отметим, капитан, и встречу, и возвращение из очередной командировки. Меня и моих ребят!
— Далеко ходили? — спросил Владимир, доставая из чемодана палку колбасы, пару копченых окорочков, хлеб.
— Далеко ли, спрашиваешь? — Антон трезво посмотрел на Володю. — Нет, тут рядом. На войну. В «чехню», будь она неладна!
— Понятно!
— «БЗ» — медаль «За боевые заслуги» у тебя за Кавказ?
— Нет! Тадж!
— Таджикистан тоже не подарок, споемся! Тебе полный?
— Как и себе!
После выпитого разговор возобновился. Антон спросил:
— А чего тебя сюда, за какие «заслуги»?
— Конфликт с замполитом.
— А! Это как обычно. Как в подразделении порядок, так хвалят и командира, и замполита, как какое ЧП, на каркалык одного командира, зам по воспитательной в стороне, как бы он и ни при чем. Знакомая картина!
Здесь такая же мура. Только Варфоломеев, замполит, еще ничего, а вот начальник штаба «чушок» еще тот!
Весь в службе. Фанат! Но если только сам бы, то и хрен с ним, так он весь личный состав замордовал своей дисциплиной. Для него, что в Уставе записано, то и в жизни должно быть. Но не может быть такого, ведь все знают, что не может. Один он уставщик! И был бы толк! Ходит, исподлобья на всех смотрит, так и подмывает жало ему обрубить. Его и прозвали в части «Хмурым», только забыли добавить «козел»!
— Мы с ним в училище вместе учились, он был старшиной соседней роты. Крамаренко и тогда таким был.
