— Да что я, не понимаю?
— Вот и хорошо! А лейтенанта своего сведи со мной. Поговорю я с ним. Может, решим что-нибудь.
— К себе возьмешь?
— Ну, этого я сделать при всем своем желании не могу, но мысли насчет твоего боевого Дубова кое-какие имеются.
— Хорошо. Он с завтрашнего дня должен быть на полигоне, как вернется из командировки, так и приведу его к тебе.
— Договорились! Наливай!
Выпили по третьей.
На этот раз, не чокаясь, как положено, — за тех, кто сложил свои головы на полях многочисленных сражений, развернувшихся в бывшей единой стране на рубеже веков. После четвертой и последней Кудреев спросил:
— Дима, ответь мне на один вопрос.
— Догадываюсь, о чем хочешь спросить. И удивляюсь, почему не сделал этого раньше. Ведь речь пойдет о моей сестре?
— Угадал!
— Что бы ты хотел узнать о ней?
— Все!
Воронцов взглянул на командира спецназа:
— Все об Ольге зафиксировано в личном деле. Там полная информация о твоем новом подчиненном.
Кудреев, закурив, согласился:
— Да, в личном деле информация полная, но… официальная, затрагивающая этапы службы военнослужащего, я же хотел бы узнать об Ольге Воронцовой, как о человеке, личности, более подробно.
— Ну, слушай, раз тебе это так интересно.
Командир рембата на мгновение задумался и повел спокойный рассказ о родной сестре. Оля была моложе брата на девять лет. Окончила радиотехнический институт, после чего вышла замуж за офицера-пограничника. Вместе с ним уехала в Таджикистан, на одну из застав. Семейная жизнь не сложилась, и быть бы разводу, но пять лет назад муж в бою с нарушителями границы погиб, оставив супруге годовалую дочь Таню. Сейчас девочке шесть лет, и живет она у бабушки в Павловске. Какое-то время после потери мужа сестра служила при штабе отряда, затем была переведена в управление пограничного округа. Оттуда в спецслужбу, где служил и сам Кудреев. Закончила курсы переподготовки, ну, и далее по личному делу, с которым командир отряда спецназа при желании и по обязанности может ознакомиться в любое время. Ну а перевод ее сюда, к Кудрееву, стал счастливой случайностью. Воронцов давно хотел, чтобы сестра была рядом, надеясь впоследствии перевести Ольгу к себе.
— Кстати, сегодня у моей благоверной день рождения! В восемь часов собираемся, может, зайдешь? Чего одному тоску гонять? — неожиданно закончил свой рассказ Воронцов.
— А удобно?
— Он еще спрашивает! Лена всегда рада тебя видеть! И, Оля, естественно, будет присутствовать. Взглянешь на подчиненного со стороны, в отличной от службы обстановке.
— Ну, не знаю. Ладно… пойду я. Сутки выдались сам понимаешь какие! Надо отдохнуть.
— Конечно, конечно! Но о вечере не забывай, я жене скажу, что передал тебе приглашение.
— Ты ставишь меня в неловкое положение.
Командир рембата изобразил удивление:
— Да что ты говоришь? Офицера спецназа, да в неловкое положение?
Проходя мимо секретки, Кудреев почувствовал острое желание войти туда, но сдержал себя. На улице вдохнул воздух полной грудью. Накопившаяся физическая и эмоциональная усталость, лишь усугубленная коньяком, давала о себе знать. Зайдя в казарму и убедившись, что там все в порядке, вышел на аллею, ведущую мимо дома Воронцова в военный городок, и спустя пять минут вошел в свою квартиру. Быстро раздевшись и приняв душ, подполковник упал на софу и тотчас крепко уснул.
Спал Кудреев ровно три часа. Этого с лихвой хватило, чтобы натренированному организму полностью восстановиться. Он легко встал, побрился, оделся в летний бежевый костюм. По внутреннему телефону набрал номер кабинета командира медико-санитарного батальона.
Подполковник ответил сразу:
— Дорман слушает!
— Здравия желаю, Иосиф Ильич, Кудреев на связи!
— А, славный спецназ? Здравствуйте, Андрей Павлович. Чем обязан?
— Тут такое дело, Иосиф Ильич, у вас при части имеется прекрасный розарий. А мне сегодня позарез нужны два букета. Можно решить этот вопрос?
— Отчего нет, Андрей Павлович? Я сейчас же отдам команду приготовить цветы! Вы сами зайдете за ними?
— Нет, к сожалению, я ограничен по времени. Если не трудно, пришлите их ко мне в казарму.
Кудреев осмотрел себя в зеркало. Вроде выглядел он вполне. Взглянул на часы. 18.40. Вышел из дома. Закрывая дверь, услышал от забора, где густо разрослась сирень:
— Привет, спецназ!
Подполковник узнал голос Людмилы, официантки кафе Дома офицеров, ответил:
— Привет! Мне помнится, как-то мы с тобой, Люда, договаривались, что тебя не будет возле моего дома. Или ты забыла?
Женщина в открытой блузке и неизменной мини-юбке вышла к калитке:
— Все, дорогой, я помню. Но ты улетал на войну. Сильно беспокоилась о тебе, поверь, я говорю искренне. Поэтому и пришла увидеться с тобой, не удержалась, узнав о вашем возвращении.
Кудреев, подойдя к женщине, спросил:
— Увидалась?
— Да!
— Беспокоилась, говоришь?
В ответ все то же короткое:
— Да.
— Не стоило бы, Люд.
— Сердцу не прикажешь.
— Вот как? Уж не признаешься ли ты мне в любви?
— А разве я скрывала, что ты небезразличен мне?
Подполковник бросил взгляд на улицу. По ней как раз проходил заместитель командира рембата по воспитательной работе. Майор также был одет в «гражданку» и направлялся в сторону дома Воронцова. Он как-то с ухмылкой посмотрел на Кудреева с Людмилой, чему, впрочем, командир спецназа не придал никакого значения.
— Вот что, Люда. Не хочу обижать тебя, но и притворяться не могу. Мне кажется, истинная любовь не для тебя. Твоя цель состоит в том, чтобы одержать победу над очередным мужчиной, затащив его к себе в постель. Или нырнуть в кровать к нему. Для тебя все это игра. Я же, повторюсь, в такие штучки не играю. Пожалуйста, запомни и заруби на своем носике, у нас с тобой не будет НИЧЕГО.
Людмила посмотрела на офицера вдруг повлажневшими глазами:
— Вот и ты, как и все вокруг, считаешь, что я блядь гарнизонная, подстилка, шлюха! А я такая же, как все бабы вокруг! Я — женщина, я хочу любить и быть любимой. И не играю я с тобой, подполковник! Когда-нибудь ты поймешь это. Моя любовь для тебя ничто, ложь, притворство! В таком к себе отношении я виновата сама. Сама сделала из себя то, что ты сегодня видишь перед собой. И сделала сознательно, бросая вызов всем, включая собственного мужа. Кто же знал, что вскоре появишься ты? И все… изменится! Но ты появился, а я, дура, вместо того чтобы измениться, продолжаю по-идиотски вести себя. И не могу ничего с собой сделать!
