Лешин с майором представились друг другу. Зам Бабичева назвал свою фамилию – Жуков. Пожали руки.
Жуков присел перед начальником. Они начали небольшое совещание, в суть которого Володя не вникал, листая журналы.
Минут через десять майор поднялся и, кивнув Лешину, вышел из кабинета. Бабичев хлопнул ладонями по столу.
– Ну все! Сегодня рулит заместитель. А мы домой.
– Не рано ли? Ты Татьяне сказал, что будем через час, а прошло всего двадцать минут. Женщине не только стол накрыть надо, но и приготовиться самой.
– А ты, как я посмотрю, психолог по женской части?
– Это же элементарные нормы этикета, сэр, – рассмеялся Володя.
– Да? Ну давай дадим женщине навести марафет.
– Николай, я тут Нину Ивановну встретил.
– Классную?
– Да. Изменилась сильно, годы берут свое, помнишь, как гоняла нас?
– Еще бы! И мужа ее, Сергея Матвеевича, физрука, тоже очень хорошо помню.
– Да, хороший был мужик.
– Согласен. Может, пока по кофе? – предложил Боб.
– Перед водкой? Зачем? – удивился Леший.
– Тоже верно.
Бабичев посмотрел на часы, поднялся.
– Поехали, Леший? Татьяна все делает быстро, а то мне здесь еще найдут работу. До утра не уйдешь.
– Как скажешь, гражданин начальник.
– Брось эти штучки, Володя!
Подполковник вызвал машину, и они спустились на улицу. Выехали на самый край поселка, в своеобразный микрорайон, где вдоль приличной асфальтированной дороги стояли стройными рядами двух– и трехэтажные особнячки.
– Новый район? – спросил Лешин.
– Да. Элитный, скажем так, в рамках райцентра, разумеется, – довольно улыбнулся Бабичев. – А вот справа и мой «шалаш», черепичная крыша, видишь?
Машина остановилась перед двухэтажным домом, обнесенным кованой чугунной оградой, с постовым милиционером возле ворот.
Владимир с Николаем вышли из «Волги». Лешин с удивлением рассматривал то, что его друг назвал «шалашом».
– Боб! И эти хоромы – твои?
– Не угадал, Леший! Хоромы казенные, но с правом последующего выкупа. Одним словом: будем служить исправно – будут наши! – рассмеялся Бабичев. – Да ты проходи!
Войдя в кабинет Боба, Лешин обомлел: одна из стен, словно иконостас, была увешана почетными грамотами, дипломами, наградными листами в аккуратных рамочках; рядом были и сами награды: бесчисленные юбилейные медали вокруг ордена Красной Звезды. Бабичев перехватил удивленный взгляд Лешего и отнес изумление друга на счет красавца ордена.
– Это за поимку особо опасного преступника, – пояснил Боб. – По горячим следам, так сказать.
– Поздравляю, – машинально произнес Леший, успев подумать при этом: «Надо же! Перед самым отъездом свои цацки перебирал, а про грамоты так и не вспомнил – остались они в тех далеких горах, в той далекой станице, где стоит обшарпанный войной дом, а в доме – тумбочка, а в той тумбочке – мои грамоты. Туда им и дорога – пусть достанутся местной ребятне на память».
Другая стена кабинета была хранительницей более предметных наград, вернее, подарков: от хрустальных ваз до 20-литровой бутылки коньяка в виде «Царь-пушки». И везде виньеточные надписи: «С Днем рождения» или «...милиции».
– Да брось ты, Володя, эту сусальную красоту разглядывать! – хлопнул друга по плечу Бабичев. – Я тебе другое покажу.
Хозяин снял с книжной полки увесистую книгу в твердом переплете и протянул Лешему.
– «Николай Бабичев. „Когда тайное становится явным“, – прочитал вслух Владимир. – Ну ты, Боб, даешь! – искренне удивился Леший.
На пороге появилась Татьяна.
– Здравствуй, гость дорогой, рада тебя видеть, Володя!
– Привет, Таня, ты все хорошеешь, – стандартно приветствовал женщину Владимир.
– Как видишь. Проходите, у меня все готово. Я накрыла в летней беседке, ничего, Коля?
– Конечно, посидим в саду, на свежем воздухе.
Прошли в застекленное сооружение. Оно было красиво и уютно. Особенно это почувствовалось, когда по стеклу застучали капли начавшегося дождя.
Сели за стол. Боб предложил короткий тост:
– Ну что, Володя, за встречу?
– За встречу.
Выпили. Принялись за закуску, которой на столе было с избытком. Неожиданно Татьяна спросила:
– А где твоя семья, Володь?
Володя закурил и, выпуская дым, выдохнул:
– Нет у меня семьи. Один. Ты мне лучше, Боб, про кордон расскажи, остался там кто?
– Да нет твоего кордона как такового, заросли там и развалины, хотя один житель там все же обитает.
– Кто?
– Дед Матвей, или Крапива, как его раньше звали. Помнишь такого?
– Еще бы. Крапивой мы, пацаны, его и окрестили, когда хлестал нас ею за то, что яблоки у него таскали.
– Вот он один там и живет.
– А почему там? Ведь у него же, по-моему, двое сыновей?
– Двое. И оба к себе постоянно зовут. Не едет. Говорит, здесь, в лесу, родился, здесь жизнь прожил, здесь, под соснами, и помру. Упертый старик. Да вы все там, на кордоне, упертые были.
– Ну вы тоже, в Лепках, не лучше.
– Ты где обосноваться-то решил? Могу помочь здесь, в райцентре, устроиться. Связи, сам понимаешь, есть.
– Это я понимаю. Но думаю устроиться в городе.
– Под дядиной «крышей»?
– А что в этом плохого?
– Ничего! Это я так. А сейчас, значит, в отпуск?
– Да! Поживу на кордоне. Молодость вспомню. Отдохну.
– Тебе надо! Да и я, может, в гости загляну. Хотя сильно сомневаюсь, что ты выдержишь там больше недели. Слишком давно ты был там в последний раз. Но сам увидишь. Потянет к людям, милости прошу, мы с Танюшей всегда рады тебе.
– Спасибо! Да, Боб, мне, кажется, положено зарегистрироваться по месту временного проживания? Избавь, если можешь, от этой бюрократии.
– Отдыхай спокойно. Все будет в порядке.
– Тогда, с вашего позволения, отчалю я! До кордона еще добраться надо.
– А чай? – спросила Татьяна.
– Да, Володь, чай? – поддержал жену Боб. – Танюша вчера таких пирогов напекла, пальчики оближешь, будто знала о твоем приезде.
– В следующий раз с удовольствием. Мне еще в магазине затариться надо. В общем, пора!
– Я тебе сухой паек соберу, Володя, – сказала Татьяна и вышла из беседки.
