— Сейчас, — кивнул тот, — я выпущу ее через дверь… Господин поручик!
— Да! — отозвался из соседней комнаты дежуривший у пулемета Казим-бек.
— Замените меня на минуту. Полезут через забор — стреляйте!
— Только, господа, — заволновался профессор. — Ведь это же люди, пусть и ненормальные!
— А что же делать, Глеб Иннокентьевич? — поинтересовался поручик, открывая окно и выдвигая пулемет.
— Ну, не знаю… Шапки у них сбивайте, что ли… А лучше подпустите поближе…
И он аккуратно поднял с полу заранее подготовленный керамический цилиндр…
К особняку на Трегубовской Пров Самсонович прибыл лично. Он проследил, чтобы дружинники заняли позиции вдоль забора и приготовился командовать.
— Товарищ Чудов, они нам нужны живыми, — напомнил Венцлав, стоявший тут же.
— Живыми… Хрен бы им живыми, контра… — просипел Пров Самсонович и, вытащив из кобуры огромный морской бинокль, стал пристальней разглядывать дом.
— Ишь, пулемет выставили, гады! — через минуту добавил он. — А вы говорите — живыми! Давить эту контру!
— Не забывайте, у нас приказ! — негромко напомнил Венцлав.
— А что — приказ! — не выдержал Чудов. — Подумаешь, приказ! Научились там в столице приказывать, ровно как при старом режиме! Вот Белобородов на Урале приказа не сполнил — и порешил Романова! И я тоже дурных приказов сполнять не буду! Привезут завтра белого гада Колчака — лично порешу! Это по-нашему, по-большевистски!
— Плевать на Колчака, — дернул щекой Венцлав. — Но если мы не возьмем живым Лебедева, я вас тоже порешу — лично. По-большевистски!
Чудов мрачно поглядел на Венцлава, но предпочел смолчать. Дальнейший спор был прерван появлением запыхавшегося Степы Косухина. Насупившийся Пров Самсонович сделал вид, что не обращает на него внимания, а товарищ Венцлав улыбнулся уголками рта.
— Так что, разведал! — начал ободренный улыбкой начальства Степа. — С четырех сторон забор, окна на первом этаже забиты. Два пулемета, чердынь-калуга, — у главного входа и слева, там, где пустырь…
— Что предлагает, товарищ Косухин? — поинтересовался Венцлав. — Только помните — живыми!
— А че? — пожал плечами Степа. — Бить по окнам, чтоб головы не не подняли, а сами — к двери. Высадить — и вперед, чердынь-калуга!
— Стрелять пока не будем! — отрезал Венцлав.
— Как? — поразился Косухин. — Да они же нас…
— Ничего… Сейчас подойдут мои ребята.
— А чего ждать! — просипел Чудов, не желавший уступать чести поимки опасных врагов революции. — Тут и наших, сибирских, хватит! А ну-ка, товарищ Косухин, загляни-ка во двор…
— Как хотите, — Венцлав пожал плечами и отошел в сторону.
Степа тихо подтянулся и заглянул за забор. Двор был пуст, дом молчал, словно мертвый, но пулеметное дуло в окне не спеша двигалось. Косухину это очень не понравилось, но он решил продолжить наблюдение. И тут дверь на секунду приоткрылась, во двор выскочила худая пятнистая кошка.
— Ух ты! — ахнул Степа, узнавая подарок странной девушке, искавшей своего Шера. Вообще-то он не мог поручиться, что кошка именно та, но сходство было несомненным. От удивления Косухин позабыл о всякой осторожности — и напрасно. На втором этаже дернулось пулеметное рыло, и короткая очередь сбила со Степы шапку. Пришлось приземляться прямо в сухой колючий снег.
— Ах, они так, контры! — просипел товарищ Чудов и взмахнул ручищей. — Вперед, товарищи! Выжжем вражье гнездо!
К сожалению, потеря голоса сыграла с товарищем Чудовым дурную шутку — пламенный призыв был услышан далеко не всеми. Пришлось повторяться с прибавлением дополнительных словесных аргументов. Наконец дружинники, осознав свой революционный долг, без особой резвости стали перелазить через забор, с опаской поглядывая на пулемет.
Степа поднялся, помотал головой, сбрасывая залепивший волосы снег, и принялся искать шапку. Лишь найдя ее и нацепив на голову, Косухин сообразил, что атака, собственно, уже началась, а он остался в тылу. Стало стыдно. Степа хотел вместе со всеми лезть через забор, но тут его взгляд упал на калитку. Он подскочил к ней и дернул — калитка была заперта. Он собрался двинуть прикладом, как вдруг кто-то легко тронул его за плечо. Степа поднял глаза и увидел товарища Венцлава.
— Не спешите, Степан Иванович, — тонкие красные губы дернулись в усмешке. — Еще успеете…
— Так ведь… — начал было Косухин, но вдруг за забором что-то хлопнуло, зашипело, и в ту же секунду Венцлав ухватил Степу за руку и потащил в сторону.
Вовремя! За забором поднялось негустое белесое облако, и улица огласилась хрипом и нечленораздельными воплями. Наконец, воздух пронизал панический крик: «Братва! Газы!!!», и кашляющие, поминающие Бога и всех святых дружинники стали перелазить обратно через забор. Газ догонял их, крики усилились, кто-то, несмотря на приказ, пальнул по окнам, но вскоре штурмующих охватила полная паника.
Прову Самсоновичу пришлось хуже всех. Через забор его подсадили, а вот обратно пришлось выбираться самому. Товарищ Чудов, стараясь не вдыхать стелющуюся по воздуху мерзость, беспомощно прыгал у забора, пытаясь ухватиться за край, пока кто-то из дружинников не догадался открыть калитку и вытащить кашляющего и плачущего от рези в глазах вождя иркутских большевиков.
— Во гады! — только и мог прокомментировать Степа, глядя на эту картину с безопасного удаления. Он хотел было броситься на помощь товарищам, но рука Венцлава каждый раз удерживала его.
— Так погибнут же… — бормотал Косухин. — Газы, ядри их…
— Это несмертельно, — небрежно прокомментировал товарищ Венцлав. — Похоже, хлорпикрин. Мы имеем дело с гуманистами, Степан Иванович. Это забавно… Ладно, где наш главком?
Товарищ Чудов сидел прямо на снегу и плакал. Конечно, проливать слезу стойкому большевику, прошедшему каторги и тюрьмы, не полагалось, но Пров Самсонович мог утешать себя тем, что эти слезы есть не результат интеллигентских эмоций, а последствия отравления, полученного в героическом бою.
— Сжечь! Пушку сюда! — сипел Чудов. — У, проклятые угнетатели народа!
— Вы успокоились? — осведомился Венцлав. — Я могу звать своих людей?
— Нет! Нет! Партия не отступает! — Пров Самсонович кое-как встал и, грозно высморкавшись, погрозил врагу кулачищем, но потом все-таки выдохнул: — Ладно. Зовите…
— Степан Иванович, — предложил Венцлав. — Сходите-ка покуда парламентером. Газ, кажется, уже рассеялся… Белый платок есть?
— Не ходи, товарищ Косухин… — начал было Чудов, но Венцлав, не обратив внимание, отвел Степу в сторону и принялся ему что-то объяснять…
— По-моему, господа папуасы не сунутся, — удовлетворенно заявил Семирадский, снимая газовую маску.
