— Спасибо, хан Гэсэр…
Лицо всадника на белом коне на миг стало серьезным, почти суровым, затем он кивнул Ростиславу и подал ему руку. Они уже хотели уходить, когда командир, немного подумав, снял с пояса что-то похожее на пастуший рожок и протянул его Ростиславу.
— Это эвэр-бурэ, монгольский рожок, — перевел чех. — Командир Джор говорит, что если ты потрубишь в него, тебе помогут…
Рог был небольшим, изогнутым, гладким, почти без украшений. Лишь по краям шел простой врезной орнамент в форме переплетающихся ромбов:
— Спасибо, — повторил Арцеулов, пристраивая подарок за поясом.
Всадник на белом коне поднял руку, прощаясь, остальные что-то прокричали, чех улыбнулся и взял двумя пальцами под козырек. Отряд рванул прямо с места в галоп и помчался обратно к подножию соседней горы.
Несколько минут оба молчали, наконец Косухин, шумно вздохнув, снял мешок с плеча.
— Ну чего, беляк, кажись живем?.. А славные они ребята.
— Да, славные…
Степа еще раз вздохнул и начал деловито протаптывать дорожку к черному провалу пещеры. Арцеулов поглядел вслед уходящему отряду, подождал, пока темнота не сомкнется за последним всадником, и пошел следом. Но что-то заставило его оглянуться.
Ночь вступала в свои права, тьма покрыла вершины гор, лишь в ясном безлунном небе ослепительно ярко, по-зимнему горели звезды. И вдруг Ростислав замер — прямо по небу, закрывая созвездия, неслышно скользили тени. Он присмотрелся. Сомнений не было — небесные всадники уходили вдаль, все выше, пока не исчезли среди бесстрастно мерцавших звезд.
3. ЧЕРНЫЕ ПОЛУШУБКИ
В небольшой пещерке, где с трудом могли разместиться трое-четверо, кто-то оставил дрова и даже несколько клочьев старого ветхого шелка, вероятно для растопки. Косухин уже хлопотал у очажка, сложенного из грубо обтесанных камней. Через минуту костер горел, рождая тени дрожавшие на неровных холодных стенах.
В мешке оказались несколько банок американской тушенки и английского сгущенного молока, рис, бульонные кубики и несколько пачек все тех же папирос «Атаман». Вдобавок там был еще котелок, тяжелая фляга, две кружки, ложки и два коротких ножа.
— Во ребята! — покачал головой Степа, но затем, подумав, вздохнул:
— Эх, винтарь бы! Ножички-то…
— Жду распоряжений, — напомнил о себе Арцеулов, не желая бездельничать. Степа на миг задумался.
— Ну, эта… воды в котелок набери. Ну, и погляди дровишек. А то и до утра не хватит.
Вопрос с водой решился просто — речка рядом. А вот дров не оказалось вообще. Вероятно, в пещеру их привезли издалека.
— Плохо дело, — прокомментировал Степа. — Этак в следующий раз в снегу ночевать придется, чердынь-калуга!..
— Не исключено, — Арцеулов постепенно приходил в себя, голова вновь работала. — Поэтому рис сварим сейчас, чтобы потом можно было есть в сухомятку. Что там во фляге? Спирт?
Во фляге действительно оказался спирт. Открыли тушенку, плеснули спирту в кружки, и жизнь стала казаться даже привлекательной. Перекусив, Степа закурил и пустился в разговор:
— Значит так, — начал он, закутываясь в шинель и придвигаясь к огню. — Первое дело — от смерти ушли. Это хорошо?
Он подумал и кивнул:
— Это очень даже хорошо. Затем узнали, где Наташа. Ну и, можно сказать, почти что доставили нас. Видать и вправду везет…
Арцеулову не хотелось разубеждать впавшего в излишний оптимизм краснопузого, но пришлось:
— Вы, Степан, не спешите. Дороги к Шекар-Гомпу мы, в общем, не знаем. Еды мало: три дня пути в горах — это еще вилами по воде. А в этом монастыре может быть целый батальон охраны…
Про батальон Степа заводиться не стал — не ко времени, а вот насчет прочего не преминул:
— Ты, Ростислав, свой классовый пессимизм к делу не приплетай! Чего мы тут, дров с харчами не найдем? Раз эта пещера имеется, значит, чердынь-калуга, есть и другие!
— А в каждой — по дюжине братьев-разбойников. Между прочим, неизвестно, чьи мы дрова палим. Того и гляди, хозяева заявятся. А у нас лишь два ножа.
— Ну, значит спать по очереди будем, — не особо уверено отреагировал Косухин. — Оружия нет, это плохо… Ну а насчет того, где мы — так тут дело ясное…
— Ну-с? — капитану было весьма любопытно услышать Степины соображения по части географии вообще и их путешествия в частности.
— Значит так, — начал Косухин, хмуря лоб и собираясь с мыслями. — Ехали мы на юг, это я по солнцу определил. Прошли эдак верст пятьдесят — не меньше. Значит, пустыню пересекли и сейчас где-то на другом краю. Жаль, карты нет…
Арцеулов невольно усмехнулся. Возможно, он и сам бы рассуждал подобным образом, если бы не пришлось увидеть летящих над горами всадников. Рассказывать об этом Степе было ни к чему, поэтому пришлось заходить с другого конца:
— Карту-то я помню, Степан. Между прочим, мы ехали не на юг, а на юго-запад — это я тоже по солнцу. Ехали быстро, это верно… Только Такла-Макан даже в самой узкой части куда шире, чем пятьдесят верст. Да и гор там таких нет.
— Это ты просто забыл. От контузии, — возразил Косухин, но уже без особой уверенности.
— К тому же готов спорить, что сейчас мы на высоте не менее километра. А может и более.
Степа взглянул недоуменно, капитан пояснил:
— Дышать труднее. Да и вода кипит по-другому — видели? Так что спешить не будем, спим по очереди, а продукты экономим. Вопросы?
Степа немного скис и даже подумал, что командир Джор мог бы доставить их прямо к Шекар-Гомпу. Три дня пути без крова, дров и оружия сразу же показались не такой уж легкой прогулкой.
— А если Наташи в этом Шекар-Гомпе и нет? — вдруг подумал он вслух и даже растерялся. — А может нам эти… уж не знаю кто они — просто соврали?
Арцеулов на мгновение тоже подрастерялся от такого предположения, но быстро пришел в себя:
— Покуда они нам не врали, Степан. Зачем им нас обманывать?
— Ну… В засаду заманить. Хотя, какая тут к черту засада, сто раз пристрелить бы успели.
Степа, немного успокоившись, стал поудобней устраиваться у гаснувшего костра, попросившись караулить во вторую смену. Арцеулов не возражал — спать, несмотря на сумасшедший день, покуда не хотелось…
Косухин заснул мгновенно, закутавшись в шинель и положив под голову пустой мешок. Арцеулов сел у входа, чуть сбоку, чтобы видеть площадку возле пещеры, а самому оставаться в темноте. Впрочем, вокруг было спокойно, стояла мертвая неправдоподобная тишина, слышалось лишь потрескивание умирающих углей в очаге и тихое дыхание Косухина.
