– Я понял. Разреши…
Тургул секунду подумал:
– С Богом, Ростислав. Вышиби этого Косухина! Далеко не забирайся, в центре много каменных зданий – зацепись за них…
– Так точно, – Арцеулов подбросил руку к козырьку новенькой фуражки и зло улыбнулся. Он не знал, доживет ли до рассвета, но в любом случае Степиному однофамильцу придется туго…
На южную окраину батальон ворвался без выстрелов. Кололи штыками – «дрозды» из Особого батальона были сплошь ветераны, еще с Ясского похода. Красные, уже уверенные в победе, дрогнули и покатились по горящим улицам к центру. Ростислав не стал дробить силы, а бросил батальон вдоль главной улицы, надеясь, что части дивизии успеют прийти в себя и присоединяться к нему. Так и вышло. Дивизия вновь разворачивалась, словно и не было многочасового боя. «Дрозды» атаковали молча, экономя патроны и не давая врагу опомниться. Арцеулов шел впереди батальона с потухшей папиросой в зубах и трехлинейкой наперевес. Фуражку еще в начале боя сбила пуля. Ростислав не стал ее искать, радуясь, что вечерняя прохлада овевает разгоряченную голову. Дико хотелось пить, но на это можно не обращать внимания. Наконец-то он воевал – и это был горький праздник, поминки по тем, кого Арцеулов оставил в далекой Сибири и здесь – от Одессы до излучины Дона.
Центр горел, но в нескольких массивных кирпичных зданиях, о назначении которых догадаться было совершенно невозможно, красные все же сумели удержаться. В упор ударили пулеметы. Арцеулов помянул большой Петровский загиб, выплюнул окурок и бросил «дроздов» к ближайшему из домов
– огромному, с толстенными стенами, похожему на старинный купеческий склад. Красные поставили там несколько пулеметов, выглядывавших из узких маленьких окон, и упорно прижимали наступающих к брусчатке. Один пулемет удалось «погасить», и «дрозды» ворвались внутрь. Арцеулов оказался в большом помещении, где валялись несколько трупов и брошенные винтовки, но дальше ходу не было. Внутренняя дверь простреливалась: красные успели поставить еще один пулемет, а в маленькое окошко, больше похожее на крысиный лаз, нельзя было просунуть даже гранату.
Ростислав решил не лезть на рожон и отправил роту в обход. Вскоре ему доложили, что склад удалось окружить, но дальше красные не пускали. Надо было остановиться и подумать – впереди целая ночь.
Здесь же, в отбитом у красных помещении склада, Арцеулов развернул карту. Среди офицеров оказался один местный уроженец, и с его помощью подполковник сумел разобраться в путанице улочек. В общем, он выполнил задачу. Полностью центр отбить не удалось, но батальон вместе с присоединившимися к нему «дроздами» из других частей занял неплохие позиции.
Арцеулов, послав донесение Антошке, приказал закрепиться. Сам он решил оставаться на складе. В случае артобстрела здесь безопаснее, а к красному соседству было не привыкать. Напротив внутренней двери поставили «гочкис», раненых унесли в тыл, и наступил момент для первого перекура.
В помещении склада вместе с Арцеуловым расположились десятка два офицеров. Ростислав достал папиросы, подавая пример. Он внезапно усмехнулся: точно так же в коротком промежутке между боями они перекуривали на окраине Екатеринодара. Там тоже были какие-то склады, которые приходилось брать с боем. Папиросами угощал генерал Марков: они у него не переводились, к радости страдающих без табака «добровольцев».
– Господа, огоньку не найдется?
Вопрос повис в воздухе. Курильщики растерянно похлопывали себя по карманам, но – редкая вещь – ни у кого не оказалось ни спичек, ни зажигалки. Ростислав с сожалением вспомнил, что отдал свой коробок Тургулу. Выходить не хотелось: можно поймать шальную пулю.
– У красных попросить, что ли?
Нелепое предложение вызвало смех, но затем один из офицеров – молодой поручик с солдатским «Георгием» на груди осторожно подошел к слуховому окошку, подмигнул остальным и прокричал:
– Эй, краснопузые! Спичек не будет?
– А повежливее можно? – донеслось в ответ. Поручик удивился, но, подумав, предпринял новую попытку:
– Господа красноармейцы! Не соблаговолите ли одолжить спички? Взываем к солидарности курильщиков!
На этот раз засмеялись за стеной. Послышался легкий стук – коробок упал на пол, к нему тут же потянулись нетерпеливые руки. Красные не оплошали: по яркой наклейке кто-то успел сделать карандашную надпись: «Травитесь, беляки!»
– Вернуть не забудьте! – донеслось из-за стены. После того как сизый дым пополз под потолок, Арцеулов лично переправил надпись, заменив «беляки» на «товарищи», и отправил спички обратно, не забыв прибавить: «Сэнк ю».
– Дон'т менш ит! – донеслось в ответ.
– Ого! – кто-то из офицеров заинтересовался уже всерьез. Да, красные уже были не те, что в 18-м!
– Наверно, курсанты, – предположил все тот же поручик. – Выучились, сволочи!
– Эй, краснопузые, откуда будете?
Ответа не ждали, но из-за стены прозвучало твердо и веско:
– 256-й имени Парижской Коммуны!
«Дрозды» стали переглядываться. Значит, здесь те, кто разбил Первый Офицерский! Лица недобро улыбались – если бы не кирпичная стена и не пулемет у прохода, тамошним курильщикам пришлось бы не сладко.
– А где ваш Косухин? – красного командира за эти сутки уже успели дружно возненавидеть.
– А на что он вам? В плен собрались, недобитые?
Там, за стеной, хорошего настроения явно не теряли.
– Да нам поговорить бы… – офицеры переглядывались. Граната в окошко не пролазила, но можно просто пальнуть из винтовки.
Невидимые собеседники замолчали. Настала тишина, лишь где-то далеко, за несколько улиц, шла ленивая перестрелка. Арцеулов автоматически отметил, что патронов у красных, похоже, в обрез.
– Ну я Косухин! – голос прозвучал спокойно, с явной насмешкой: – Чего надо, чердынь-калуга?
Ростислав похолодел. Разведка ошиблась: командир 256-го – не из бывших офицеров. Господи, но почему так? Оставалось надеяться, что это все-таки совпадение. Вдруг у краснопузых есть другой Косухин с такой же «чердынь-калугой»?
Он не выдержал, жестом остановил собиравшихся высказаться на полную катушку офицеров и осторожно подошел к окошку.
– Степан?
За стеной молчали. Арцеулов хотел уже отойти и все забыть, но внезапно вновь послышался знакомый голос:
– Че, Ростислав, никак ты? Еще не расстреляли?
Тон и слова были под стать обстановке, но Арцеулову почему-то показалось, что где-то самым краешком в голосе Степы прозвучала радость. Из холода Ростислава бросило в жар. Теперь уже сомнений не оставалось.
– Сдавайся, краснопузый! – крикнул он первое, что пришло на ум, просто желая еще на минуту затянуть разговор. – Мы вас окружили!
– Это кто кого окружил, чердынь-калуга! – Степа засмеялся как можно обиднее. – Ладно, возьму тебя в плен – поговорим!
