Ингигерд отвечала тем же, только еще и обязательно мысленно сравнивала мужа с далеким Олавом. Олав превратился в идеал во всем и предмет укора Ярославу. Постепенно эти укоры стали произноситься не только мысленно, но и вслух! Сравнивать его с далеким неведомым человеком, которого она еще и никогда не видела?! Князь обиделся и имел на это право. Ему бы поговорить с женой, но гордость не позволяла. Не в силах справиться со своими чувствами, Ярослав страдал и старался всячески доказать Ингигерд, что он лучше, чем далекий Олав. И такие поражения, как то, что случилось под Лиственом, повергали его во мрак.
Зима прошла тяжело. Она уже близилась к концу, когда в Новгород вдруг прибыло посольство… от Мстислава! Ярослав не стал звать их в Ракому, где жила Ингигерд с детьми, сам приехал на новгородское дворище. Чего еще хочет победитель – чтобы князь приполз к нему на коленях просить оставить Новгород? Но, несмотря на отъезд Хакона с остатками дружины, у Ярослава было много сил, и начнись война снова, он выиграл бы, учтя предыдущие ошибки. Только воевать совсем не хотелось.
Черниговские бояре не отличались от любых других, кто-то потолще, кто сухощавей, кто выше, кто ниже… Князя поразило то, что они не держались победителями, не оглядывались вокруг, словно прикидывая, что сколько стоит, напротив, были приветливы и вежливы. Странное, однако, посольство.
Но еще больше всех поразило предложение, которое привезли северяне. Князь Мстислав признавал старшинство Ярослава, звал вернуться править в Киев и просил (!) себе левобережье Днепра, оставляя все остальные земли Ярославу!
Князю показалось, что он ослышался или не так понял. Взял пергамен, развернул, сломав печать Мстислава, пробежал глазами строки. Бояре с интересом следили, как Ярослав читает. Верно говорят, что он грамоту разумеет, не позвал писца, сам прочел…
Нет, все верно, и написано то, что сказали. В чем подвох? Не мог же Мстислав просить у побежденного то, что у него и так в руках? Или звать того, над кем одержал победу в битве, править? Это не укладывалось в голове.
Видно, поняв сомнения Ярослава, один из бояр, умудренный годами, со свежим шрамом (не под Лиственом ли полученным?), добавил:
– Не сомневайся, князь. Мстислав хотя и горяч, но разумен. Он тоже понимает, что дела лучше решать миром, и твою силу знает.
Вроде все получалось так, как и хотел предложить Ярослав Мстиславу: за тмутараканским, а теперь черниговским князем оставалось все левобережье Днепра, а за Ярославом весь правый берег. Но ставшему немыслимо осторожным князю теперь во всем виделись подвох и опасность. Он не дал сразу ответ, постаравшись как можно дольше протянуть сами переговоры.
А пока они шли, Ярослав набирал силы, живя в Новгороде. На это время он поручил собирать всю дань Брячиславу, чему полоцкий князь был очень рад.
К тому времени, когда переговоры наконец закончились, не добавив ничего нового к предложениям Мстислава, и Ярослав двинулся в Киев, у него было войско, позволявшее в случае необходимости разговаривать с так неожиданно явившимся из далекой Тмутаракани князем с позиции силы. Но разговаривать с угрозами Ярослав не собирался, уже его договор с Брячиславом показал, насколько лучше решать дело миром, насколько спокойней при этом жить.
Князья встретились в Городце. Ярослав смотрел на Мстислава с интересом. Ему много рассказывали о пригожести далекого брата, о его больших, «воловьих» очах, о смелости, но еще и о том, что князь в Чернигове принялся за не законченное когда-то предшественниками строительство… Предлагает мир, хотя мог биться дальше… Не держит себя победителем, понимая, что это победа на час и может обернуться поражением, стало быть, умен…
Ярославу понравился Мстислав, князья заключили мир.
В договоре был один подводный камень, о который мог споткнуться новгородский князь. Он становился единственным правителем не только Киева, но и всего правобережья, включая Полоцк, о Брячиславе не упоминалось. Но Ярослав не воспользовался этим, хотя мог бы подвинуть племянника с помощью брата. Если кто-то и рассчитывал так поссорить дядю с племянником, то просчитался. Ярослав не стал отменять своего договора с полоцким князем, между ними все оставалось по-прежнему. Зато Мстислав, по крайней мере вполовину, брал на себя заботы с печенегами.
Еще одну проблему тоже решили быстро.
– В Муроме беглый Коснятин…
Ярослав даже не успел договорить, как дядя оказался в этом городе, хотя должен бы жить в Ростове, Мстислав чуть усмехнулся в усы:
– Преставился боярин недавно…
Ярослав перекрестился:
– Царствие ему небесное!
Сам ли помер престарелый Коснятин, или помогли в угоду новому союзнику люди Мстислава, Ярослав не понял, но на заметку взял. До смерти самого Мстислава он все же старался в Киеве постоянно не жить. Опасался чего-то? Теперь уже не узнать. Возможно.
На Руси наступил такой долгожданный мир.
Конечно, князь еще не раз будет ходить в походы, но больше поражений не потерпит (за него через много лет это сделает старший сын Владимир). Но тогда началась мирная жизнь и мирное строительство.
В Киев с детьми перебралась Ингигерд, которую на Руси звали Ириной.
Дела норманнские
Далеко не так спокойно и хорошо в Норвегии.
Олав Толстый разительно отличался от Ярослава тем, что не признавал никаких уступок ни перед кем, даже если это было во вред себе! Жизнь научила Ярослава не рубить сгоряча и лучше чуть выждать, как повернет жизнь. Она обычно поворачивала в нужную сторону.
Не таков был норвежец, он не признавал переговоров и тем более уговоров. Решив крестить Норвегию, Олав стал действовать в своем характере, это позже его назовут Святым Олавом, а тогда очень многие пострадали из-за жесткости и даже жестокости своего короля.
Недавнее миролюбие Олава, готового даже жениться на дочери шведского короля, встретив сопротивление внутри Норвегии, быстро сошло на нет. Малейшее несогласие вызывало у него бурю негодования. Количество сторонников короля в его собственной стране стремительно уменьшалось, а противников, наоборот, увеличивалось. Не желавший замечать это, Олав полагался больше на силу своей дружины.
Но пока дело касалось собственных бондов или крестьян, справлялся, а вот когда повелитель Дании и Англии Кнут Могучий решил прибрать к рукам и Норвегию тоже, понадобилась помощь тех, кому Олав успел не понравиться.
Над Толстым Олавом стремительно сгущались тучи. Кнут приблизился к побережью Норвегии с огромным флотом, корабли покрыли все море, насколько было видно глазу. И тут Олава ждало предательство собственных бондов. Датского короля Кнута приветствовали и провозглашали конунгом!
Олаву оставалось только бежать. Со своей семьей и небольшой дружиной он сумел по суше перебраться в Швецию, к брату жены Энунду, но осесть там не решился, стремясь уйти из досягаемости датчан. Таким местом могла быть только Гардарика. Скандинавы столько раз поддерживали Русь, что теперь не грех и попросить ответной помощи. Тем более женой хорошо известного Олаву конунга Ярицлейва была сестра изгнанной королевы, бывшая невеста короля без королевства Ингигерд. Олав надеялся встретить на Руси хороший прием.
