Особенно страшно оказалось, когда однажды князь заметил косой взгляд своей супруги, которой надоел старый муж. Молодое тело литовки требовало гораздо более горячих ласк такого же молодого мужчины, а не дряхлеющего правителя. Ей не хватало уже и Телепнева, попросту боявшегося князя и вздрагивавшего от каждого лишнего шороха. Захариха исхитрялась приводить других. Об этом не ведал не только государь, но и все вокруг, но, видно, глаза самой Елены стали светиться от полученного по ночам удовольствия, этот свет прятать не удавалось. Василий Иванович стал подозрителен, хотя виду не подавал, только заставлял всю еду и питье пробовать, прежде чем брать самому. В ложницу почти не ходил и все чаще сам кидал на жену такие же косые взгляды. Но для всех оставался любящим мужем и отцом. Елена поняла, что до монастыря недалеко, пора что-то делать…
В окно заглядывала яркая звезда, она вдруг чуть подмигнула, словно обещая поддержку. К утру Елена уже точно знала, что помочь ей может только… Софья! А потому с рассветом отправилась в дальнюю комнату, где на лавке стоял ларец. Старуха возникла из ниоткуда сразу, не заставила себя звать. Голос ее все так же хрипл и неприятен, но выбора у Глинской попросту не было.
– Что мне делать?
– А чего ты хочешь?
– Князь не жалует, сын слишком мал, чтобы править… Помоги…
– Хочешь править сама?
– Хочу! – вскинула голову Елена.
Старуха только кивнула, расставляя на столе колдовские предметы. Зажженная свеча, зеркало, воск… – все привычно, только маленький кинжал и какой-то черный крест внове.
– Готова платить?
– Чем?
– За власть платят душой…
Глинская отшатнулась от Софьи:
– Не-ет! Нет!
Та не возражала, только поманила ее к зеркалу:
– Смотри…
В зеркале молодую женщину, без сомнения, это была она сама, сначала разлучили с сыном, потом постригли в монахини, потом она томилась в крошечной сырой келье, надсадно кашляя… Мальчика тоже увезли куда-то на простой подводе… Больше всего Елену потрясла кровь на платке, которым закрывала рот при кашле женщина, и огромные испуганные глаза мальчика, брошенного на солому подводы…
– Не-ет!
Старуха недобро усмехнулась:
– Можно и так…
После ее шептания свеча замигала, а в зеркале появились новые картинки. На троне сидел мальчик, ножки которого попросту не доставали до пола, на голове шапка Мономаха, едва державшаяся на ушах, рядом гордая, почти надменная женщина…
Больше ничего объяснять было не нужно, выбор невелик. Но на вопрос «Что дальше?» Софья тихо ответила:
– Твой век невелик. Сын будет править долго и жестоко…
– Я согласна.
Великий князь Василий вдруг оказался никому не нужен, больше того, он мешал всем: братьям, боярам, даже собственной жене. Не раз в его голове мелькала мысль принять постриг, оставить власть другим… Только кому? Сын пока слишком мал, братья Андрей и Юрий не дадут ему править, не просто отодвинут, а уничтожат вместе с матерью – Еленой Глинской. И никто не остановит. Понимание этого заставляло князя держаться. Он будет править, пока не подрастет маленький Иван, будет…
Знать бы князю Василию, что не с той стороны беды ждет. Как он сам все чаще задумывался, кому власть оставить, так его жена размышляла, как ее взять. Но сколько ни думай, выходило одно: смерть великого князя выгодна всем. Только как? Князь осторожен, раньше него всю еду пробует кто-нибудь из бояр.
Верная Захариха долго не размышляла, только кивнула на невысказанные слова, принесла малюсенькую склянку и подала иголку для рукоделия.
– Я не вышиваю! – поморщилась Елена.
– А ты возьмись, возьмись… Князю понравится небось. Да и тебе пригодится…
Пригодилось.
Василий Иванович вдруг разболелся на охоте, слег и долго мучился, пытаясь справиться с нежданной хворью. Укол-то был крошечным, никто и не понял, чем укололся князь, только вскоре ногу разнесло, а немного погодя уже все тело горело в огне. Никакие усилия лекарей и знахарей не помогли, точно сглазил кто князя. Или потравил. Михаил Глинский, сам вынашивавший эту мысль, но не решавшийся на самое страшное, недоумевал.
Составляя завещание, великий князь назвал наследником старшего сына Ивана, а над ним боярский совет, о супруге он точно забыл. Глинский опешил:
– А Елена?
Не хватало, чтобы княгиня осталась совсем в стороне! Казалось, все делали, чтобы жена была угодна князю, ей бы должен оставить за собой Московию, но Василий был тверд:
– Елена будет как всякая княжья вдова, удел в кормление выделю, а больше что? – Глаза умирающего князя насмешливо блеснули. Глинскому даже показалось, что он сознательно лишает жену того, что мог бы дать и безболезненно. – Сыновья наши при власти и уделах остаются, а жене после смерти мужа в самый раз в монастырь идти. Пусть постригается, ей есть какие грехи замаливать…
Кто знает, может, Василий и завещал бы Елене постричься в монастырь, но на ее счастье силы оставили слабеющего с каждой минутой великого князя. Глинский постарался поскорее позвать лекаря, чтобы отвлекся от таких мыслей умиравший правитель, чтобы не успел добавить в завещание и такое повеление жене.
Немного придя в себя, князь Василий поманил слабеющей рукой дядю княгини к себе, показал, чтобы наклонился ближе, и почти шепотом добавил:
– Не допускай эту сучку к власти, иначе и сам хлебнешь с ней горя. Она тебя ради полюбовника, как вот меня, потравит…
От усилий лицо князя стало синеть, а слабеющая рука все пыталась стиснуть рукав Михаила Глинского. Губы еще что-то шептали, но звуки из них уже не вырывались. Князь отходил, пора было его постригать в иноки. Михаил Глинский поспешно уступил место митрополиту.
Немного погодя он стоял у окна, с тоской глядя в синеющие сумерки. Понимал, что умирающий князь прав, что племянница по трупам пройдет и не оглянется, никого не пожалеет… И все же что ему было делать, кроме как помогать блудливой сучке, как сам ее звал в мыслях давным-давно? Дивился только тому, что Василий, видно, догадывавшийся о неверности супруги, никак ту не наказал. Мог бы давно отправить в монастырь с глаз долой, но вот поди ж ты…
Елена осталась вдовой с малыми детьми. Править страной должны бояре до взросления старшего княжича Ивана Васильевича.
Такого ли хотелось Елене? Совсем нет, но ошиблись те, кто плохо ее знал и надеялся, что будет по княжьему завещанию. На Руси великие княгини не раз оставались вдовыми с малыми детьми и правили за подрастающих сыновей, да как правили! И Софья Витовтовна, жена Василия Дмитриевича, и жена ослепленного Дмитрием Шемякой Василия Темного Мария Ярославна… И до них сколько…
Почему бы и Елене не править?
* * *
Елена лежала, отвернувшись к стене. После похорон князя прошло уже два дня, но она была не в силах даже подняться. Не потому, что занедужила, вдовая княгиня понимала, что должна что-то делать, чтобы не потерять власть, а что именно – пока не знала. Вот и раздумывала, отмахиваясь от Аграфены, пытавшейся успокоить. Глупая клуша! Она думает, что Елена страдает по умершему мужу! Да княгине давным-давно был неприятен этот молодящийся старик, у которого противно пахло изо рта и которого надо было поощрять по ночам, чтобы что-то вышло.
