Царица даже не сразу смогла не то что проглотить ком, вставший в горле, но и вообще вдохнуть. Ее глаза остановились, губы дергались, не в силах выдавить малейший звук.
– Ну, ладно, ладно, Тийе, – снова похлопал ее по руке Аменхотеп, – одной дочерью больше, одной меньше… Она жива?
Царица смогла только чуть кивнуть.
– Хорошо, иди к себе, мы еще поговорим о ее судьбе, а то ты слишком перепугалась и не способна соображать. Иди! – Голос пер-аа уже не был ни веселым, ни хриплым, в нем появились очень опасные нотки злости.
Глядя вслед уходившей на деревянных ногах жене, фараон усмехнулся: как она испугалась! Неужели Тийе думала, что он настолько глуп, чтобы ничего не понять? И о судьбе своей девочки он знал и без объяснений царицы, а временами даже очень жалел, что теперь не может открыто объявить ее своей дочерью и сделать наследницей, как когда-то Тутмос сделал Хатшепсут.
Но Аменхотеп прекрасно понимал, что объявлять надо было раньше, пока был в силе, теперь уже поздно. Если трон оставить девушке, это будет означать ее смерть сразу за его смертью. А заставить Кемет свыкнуться с такой мыслью времени у него уже не осталось. Надо придумать что-то другое…
На следующий день Аменхотеп сам явился в зал приемов и распорядился позвать царицу, чади и Эйе. У Тийе похолодело внутри, но она старалась не подавать вида, до какой степени ужас сковал все ее тело. Только голова почему-то оставалась ясной и пустой, внутри даже что-то звенело.
Фараон заглянул ей в лицо:
– Ты плохо спала? Это из-за жары.
Он распорядился, чтобы никого больше не допускали, но позвали писца, хорошо владеющего скорописью:
– Я не буду дважды повторять того, что скажу.
Царице вдруг стало все равно, если он сейчас прикажет бросить ее крокодилам, значит, так тому и быть! Жаль только Аменхотепа-младшего, который живет себе вдали и ни о чем не ведает. Он-то не виноват в прегрешениях своей матери…
– Через месяц праздник хеб-сед. Мой наследник царевич Аменхотеп, сын Тийе, возвращается в Фивы. Я назначаю его соправителем. Кроме того, он женится на дочери царя Митанни. Царь решил прислать свою дочь мне в гарем, но мне не нужна еще одна жена, хватит тех, что есть. – Аменхотеп насмешливо скосил глаза на обмершую Тийе. – Поэтому царевна выйдет замуж за моего сына.
Хеб-сед – один из важнейших праздников, он проводился в честь тридцатилетия правления фараона, знаменуя как бы начало нового срока его правления. Обычно в этот день правящий фараон провозглашал имя своего соправителя, если такового не было раньше.
Царица ломала голову над тем, зачем фараон позвал ее брата Эйе. Аменхотеп ничего не делал просто так, значит, приберегает самое страшное на потом? Она плохо слышала, что еще говорил супруг, в голове вертелся один-единственный вопрос: что будет с ней, братом и дочкой?
Знаком отпустив чади и писца, Аменхотеп вдруг понизил голос:
– А теперь о наших делах… Все, что ты хотела скрыть, я давно знал. И хочу только одного – чтобы моя дочь правила Кемет!
– Но пер-аа назвал наследником царевича…
– Это ваша забота, как сделать потом, чтобы правительницей стала моя дочь! Твоя забота и твоя! – Он ткнул пальцем в брата и сестру. Тяжело поднявшись с трона, жестом отвел помощь жены и тихонько проворчал: – Не думай, что я не понимаю, почему Неф так похожа на меня… Будь жив Тутмос, она стала бы его женой, а раз старшего нет, придется выдать девочку за этого царевича.
– Но пер-аа объявил о своем желании женить Аменхотепа на царевне из Митанни?..
У фараона чуть приподнялась бровь:
– А разве у пер-аа может быть лишь одна жена? Жените после моей смерти. Недолго осталось…
– А… Ситамон?
– Ситамон моя! Не вздумай отдавать ее царевичу даже после моей смерти!
– Какова будет воля пер-аа…
– Волю фараона я озвучил, и не смей перечить!
Аменхотеп сделал знак рабу, чтобы помог уйти.
Брат и сестра остались стоять столбами, не в силах даже пасть ниц, как полагалось. Столько лет они ходили по краешку пропасти, не подозревая об этом!
Больше всех злилась Ситамон. Все ее надежды, родив наследника, стать царицей-матерью, рассыпались прахом. Мальчика она все же родила, пер-аа был ему очень рад, взял на руки и долго вглядывался в сморщенное красное личико, потом покачал головой, словно увидев что-то печальное:
– Твой век будет недолог, и править ты тоже будешь совсем немного.
Царевича назвали Семнехкаре. Немного странное имя, но такова воля пер-аа, кто посмеет спорить?
Фараон поднял голову на старшую жену:
– Обещай, что ты будешь относиться к этому мальчику, как к своему сыну.
Глядя в лицо Аменхотепу, слишком явно стоящему на краю вечности, Тийе взволнованно произнесла:
– Обещаю.
И фараон знал, что она не лжет. Тийе слишком сильна, чтобы с ней могла тягаться Ситамон, глупышка этого не понимала, надеясь встать выше матери, но сам Аменхотеп прекрасно знал характер своей супруги, потому и решил отдать трон именно ее сыну, а маленького Семнехкаре поручить заботам Главной царицы. Ситамон обойдется.
Он заметил, как перекосилось от злости лицо Ситамон, поманил ее к себе, потянул на колени, знаком отправив Тийе с малышом на руках прочь. Когда за старшей женой закрылась дверь, фараон вдруг заглянул молодой в глаза:
– Скажи, тебе важна власть или моя любовь?
И молодая царица не сумела спрятать истинные мысли, слишком была взволнована произошедшим:
– Ты мог бы назвать наследником нашего сына, а не этого длиннолицего урода!
Аменхотеп незаметно вздохнул: далеко тебе, Ситамон, до матери, та даже в таком возрасте сумела бы сдержаться и все обратить в свою пользу. Теперь он был абсолютно уверен в правильности своего поступка, Тийе не позволила бы дочери отобрать у себя власть, и фараон был с этим согласен. Главная царица правит, а Ситамон сумела бы только царствовать. Кемет не нужны царицы, их и так с избытком, вон скоро привезут еще одну из Митанни, стране нужны правители. Он сомневался, что таким станет Аменхотеп, сын Тийе, но он прекрасно понимал, что у власти останется его разумная мать.
Но вслух фараон сказал другое:
– Как ты нелестно о наследнике! А ведь после моей смерти тебе предстоит стать его женой!
И снова Ситамон показала, что не умеет мыслить чуть дальше завтрашнего дня. Она фыркнула:
– Только не это! Терпеть не могу противного братца!
– Дурочка, – вздохнул фараон, – это единственный для тебя способ стать Главной царицей. – Иди, – он оттолкнул Сиатмон с колен, – иди. А Семнехкаре отдай матери, она лучше справится.
Глядя вслед молодой царице, Аменхотеп вспомнил другую девочку, ту, которую воспитывал Эйе. Он редко видел ее, но прекрасно понимал, что характер именно этой малышки пришелся бы ему по нраву.
