– Государственной?..
– Да! – Нефертити понимала, что не должна дать фараону увильнуть в сторону, иначе эффект неожиданности пропадет. Краем глаза она заметила, что Кийе приподнимается со своего кресла, видно, собираясь уйти, и сделала останавливающий жест, не поворачивая в ее сторону головы: – Это касается прежде всего царицы Кийе, твоего соправителя, поэтому пусть останется.
Эхнатон послушно повторил жест Нефертити, он уже попал под власть этих глаз и этого голоса. Если царица желает сначала что-то сказать в присутствии Кийе, пусть говорит. Чем скорее скажет, тем скорее они останутся наедине. Фараон так истосковался по Неф!..
Кийе с досадой опустилась на сиденье. Сейчас царицы разительно отличались друг от дружки. Нефертити стояла тонкая, стройная, с гордо вскинутой изумительной красоты головкой на длинной лебединой шее. А Кийе сидела расплывшаяся, бесформенная, с толстыми щеками, потная от жары…
Нефертити сделала знак, и к ней приблизился Туту, услужливо вложив в руку какие-то свитки.
– Ваше величество, у меня в руках письма ваших подданных правителей Тунипа и Симиру, в которых они много месяцев просили у вас помощи, предрекая, что, если ее не будет, города окажутся в руках ваших врагов.
Эхнатон нахмурился: какое дело Нефертити до Тунипа и Симиру? Он хотел слышать из уст жены совсем другое. Но Нефертити говорила слишком напористо, чтобы ее можно было остановить простым жестом, и начинать новую ссору тоже не хотелось. Пришлось слушать.
– Так и произошло. Это все потому, что письма не попали к тебе, пер-аа. – Нефертити перешла на «ты» и сделала небольшой шаг, приближаясь к фараону. – Туту вынужден был отдавать их ей! – Указующий перст красивой руки ткнул в сторону Кийе. Та замерла, пытаясь сообразить, в чем дело, а Нефертити продолжила, повышая голос: – Царица Кийе не просто скрывала от тебя истинное положение дел, она связана с твоими врагами! Воспользовавшись тем, что ты сделал ее соправителем, царица поступала в угоду хеттам! В результате, – Нефертити вынуждена была почти кричать, потому что опомнившаяся Кийе завизжала, как поросенок, над которым занесли нож, – в результате пограничные города захвачены хеттами!
Нефертити преувеличивала, города были захвачены не хеттами, а проклятым Азиру, который ловко лавировал между правителем хеттов Суппилулиуме и Эхнатоном, готовый в любой момент предать любого из них. Но сил и намерения прижать Азиру у Эхнатона не было, потому тот уже склонялся к хеттам. Фараону сейчас это было не важно.
Бледное лицо Эхнатона пошло красными пятнами, больших врагов для Кемет, чем хетты, просто не было, они сродни ненавистным гиксосам, под гнетом которых страна страдала столько лет! Фараон приподнялся со своего места, и тут ему на глаза попался Туту.
– Ты… Это правда?!
Перепуганный сановник уткнулся лицом в пол, мысленно прощаясь с жизнью, но его заслонила собой Нефертити. Подавая свитки фараону, она чуть попеняла:
– Стоит ли обвинять Туту, ведь он не прятал писем, а передавал их царице Кийе. Не его вина, что царица действовала в интересах твоих врагов, Единственный.
– Убью! – взревел Эхнатон.
Кийе захлебнулась визгом. Какие письма?! Какие хетты?! Она понятия не имеет, кто такой Симиру! Но ее уже никто не слушал.
Нефертити снова попеняла мужу:
– Пожалей мать своей дочери, пер-аа. Достаточно просто лишить ее власти, чтобы больше не смогла навредить тебе и Кемет.
– Уведите, – устало махнул рукой Эхнатон. У него участилось дыхание, по прежним годам Нефертити поняла, что сейчас последует приступ. Разобраться со свергнутой соперницей она успеет, а пока фараон не повалился в судорогах, нужно сказать еще кое-что.
– Пер-аа, кроме расследования измены я принесла и хорошие новости. Твой брат царевич Семнехкаре желает взять в жены нашу дочь Меритатон. Она вполне достигла возраста невесты. Этот брак одобрила в конце жизни царица Тийе. Я думаю, ты согласен?
Последнее, что успел прохрипеть Эхнатон сквозь стиснутые спазмом зубы: «Да…» Глаза его закатились, а тело начало содрогаться. Приступы падучей уже были привычны для слуг, и те быстро принялись за дело, разжимая Эхнатону зубы, укладывая, чтобы не разбил голову или не покалечился. Помощь Нефертити здесь не была нужна, она сама приучила слуг делать все быстро и правильно, помочь ничем не могла, а потому повернулась к Кийе, которая тоже едва не билась в истерике на полу, пытаясь вымолить снисхождение у беспамятного мужа.
Поняв, что Эхнатон придет в себя не скоро, та со злостью прошипела Нефертити:
– Это все подстроено!
Нефертити носком сандалии подняла голову поверженной соперницы и усмехнулась, глядя в лицо:
– А ты думала, чтобы получить власть, достаточно залезть в постель к пер-аа и забеременеть от него? Я позабочусь о твоей дочери. Может быть…
Когда Эхнатон чуть успокоился и его отнесли в спальню, саму Кийе увели прочь. Нефертити распорядилась посадить ее в маленькой комнате под замок и не допускать никого до особого распоряжения фараона. Или ее собственного… Слуги выполнили повеление хозяйки дворца, они прекрасно поняли, что хозяйка снова красавица Нефертити.
Глядя вслед несчастной сопернице, Нефертити усмехнулась: глупая, пер-аа можно завладеть, но чтобы его удержать, нужны не такие убогие мозги и еще знание придворных хитростей. Но теперь ее мало заботила Кийе, следовало заняться тем, о чем не додумала, когда читала письма у Туту.
Если честно, главной заботой теперь был… Эхнатон. За те месяцы, что Нефертити не видела мужа, он слишком явно изменился к худшему. И без того не красавец, фараон стал просто неприятен. Этот брызжущий слюной, дергающийся в конвульсиях человек с обвислым животом, женоподобной грудью и неприятным запахом изо рта может повалить ее на ложе и овладеть… Даже думать о таком не хотелось, особенно после близости с юным Семнехкаре. На ее счастье, после приступа фараон долго приходил в себя, отсыпаясь, а потом был настолько слаб, что и мыслить о близости с женой не мог.
Кийе надеялась, что, выйдя из зала, сможет не просто уйти к себе, но и приказать охране схватить Нефертити. Она забыла, что царица сама воспитана в дворцовых покоях, за дверью опальную красавицу ждали дюжие евнухи, готовые скрутить руки за спиной и заткнуть рот, если будет сопротивляться или кричать.
Нефертити коротко приказала:
– В гарем! И поселить в дальних покоях так, чтобы даже мышь не могла проскочить или птица пролететь! Если будет пытаться сбежать или разговаривать с кем-то, убить! Это приказ пер-аа.
Кийе завизжала в ответ:
– Ничего такого пер-аа не говорил! Это ты все придумала!
Она плевалась, пыталась вырваться из крепких рук евнухов, кусалась и царапалась. Нефертити поморщилась с досадой: у Кийе даже не хватило ума прикинуться сломленной и только потом попытаться бежать или пробиться к пер-аа. Вопли толстухи долго разносились по дворцу, все же просто затыкать ей рот не стали, такого приказа не было. Нефертити и тут схитрила, пусть остальные наложницы и придворные слышат и запомнят, что если даже с царицей может случиться вот такое, то уж с ними тем более!
