Занимаясь рыбной ловлей, она норовила наловить побольше. Казалось бы, зачем, можно же просто получать удовольствие! И во всем остальном так же. Но для деятельной Шанель все время просто получать удовольствие было невыносимо. Расставшись с герцогом Вестминстерским, она постепенно начала осознавать, что как бы он ни был хорош, смел, беспокоен, щедр, ему явно недоставало ума. Вернее, ум был, но направленный только на свои удовольствия. Скучно....
Возможно, немного погодя она осознала бы это, став герцогиней Вестминстерской. Так, может, и хорошо, что не стала?
Так что же за человек был нужен ей самой?
Если бы Шанель пришло в голову описать такого, то она должна была бы объединить Кейпела, Вендора, Дмитрия и еще добавить черты нескольких знакомых, например, Серта, Дягилева.... Но рядом никого подобного не находилось. Ох и трудно самостоятельной женщине!
Вот в такое время, когда Коко была на перепутье и одинока, у них и случился сначала деловой, а потом переросший в настоящий роман с Полем Ирибом.
Она заказала Ирибу эскизы украшений для своей коллекции, потом они вместе сделали выставку... драгоценностей. Как такое могло быть – Шанель и бриллианты? Она же всегда пропагандировала бижутерию, заявляя, что бриллианты нужно хранить в сейфе и доставать по вечерам, чтобы полюбоваться, а носить бижутерию.
И все же это была выставка бриллиантов в белом золоте. Ни единого цветного камня, все только белое. Выставка имела сумасшедший успех, хотя экспонаты не продавались. Зато Шанель могла порадоваться – ее изделия копировались в несметных вариантах. Копировать было что, главная идея самой Коко – не камни, а возможность собирать и разбирать изделия, как конструктор. Например, колье легко разбиралось на несколько легких браслетов, подвески можно было носить вместо сережек, а серьги, наоборот, превращались в кулон...
Выставка была благотворительной, Шанель на ней ничего не заработала, кроме имени, а вот акции компании «De Beers» взлетели на двадцать пунктов.
Для нас важно, что на переговоры по поводу провоза драгоценностей выставки в Лондон для демонстрации их там был отправлен Поль Ириб, то есть Шанель уже поручила ему солидное дело. Переговоры с чиновниками не удались, хотя весь сбор от выставки должен был поступить в фонд королевы Марии, таможня предпочла не допустить поступлений в фонд, только чтобы не терять своих денег. В результате ни фонд, ни таможня не получили ничего.
Вера Ломбарди на этом поприще тоже ничего не добилась.
Но Шанель уже ощутила вкус нового романа. Рядом с ней оказался человек ее круга, который прекрасно разбирался в том, что интересовало ее саму, для которого не имело значение ее происхождение, чья судьба отчасти напоминала ее собственную.
Пусть у него не было столько денег и возможностей, как у герцога Вестминстерского, но он не был нищ и умел зарабатывать сам.
У него не было родословной, как у князя Дмитрия или Вендора, но он не требовал таковой и от Шанель.
Ему было пятьдесят, как и ей, и ему не был нужен наследник.
Правда, Поль Ириб все еще был женат, но это поправимо. Ириб действительно тут же затеял развод, который, несмотря на согласие Мэйбл, из-за разности в законодательствах двух стран затянулся надолго.
Мися твердила, что Шанель влюбилась, причем впервые. Тут она, конечно, не права. Но Мисе, видно, уж очень не хотелось вспоминать Боя Кейпела, который не позволял Коко дружить с Сертами. В ужасе были многие, например, писательница Колетт, одно время также имевшая роман с Ирибом, но Шанель наплевать. У нее появился человек, с которым можно прожить остаток жизни, который будет помогать и не станет требовать мотаться по свету, охотясь на кабанов или лососей, с которым есть о чем поговорить в конце концов.
А все вокруг стали замечать, как на глазах меняется Шанель. Нет, она не стала мягче или женственней, не забросила свое дело, напротив, работала больше прежнего и была резка. Но сначала Коко вдруг отказалась от своей огромной квартиры, уволила много лет работавшего у нее Жозефа и всю остальную прислугу, до минимума сократила свои траты и, кажется, собралась продавать виллу! А сама переехала в скромный пансионат на окраине.
Разорилась?!
Ничуть не бывало, дела по-прежнему шли прекрасно. Просто Шанель слишком буквально приняла призывы Ириба к экономии и укоры в излишних тратах.
Это яркий пример того, насколько сильно Коко попала под влияние Поля, и того, как она была неразвита политически и социально, то есть в ее голову можно было вбить любую бредовую идею. Так и получилось.
Ириб успел не допустить продажи виллы «Ла Пауза» (Шанель продала виллу после войны в 1953 году издателю Ривзу, на вилле еще не раз отдыхал и дописывал свои книги Черчилль, совсем недавно «Ла Пауза» снова была выставлена на продажу именно с упоминанием Шанель и Черчилля, продана ли – не знаю). Полю очень нравился комфорт виллы, Ириб с удовольствием поселился на «Ла Паузе», правда, итальянец Уго с остальными слугами все же получили расчет, а в случае необходимости просто приглашались приходящие работники. У Шанель была своя горничная Жермен Доменжи, этого ей хватало.
Но ездить из Парижа в «Ла Паузу» ежедневно просто невозможно, от квартиры Коко отказалась, пришлось переезжать в отель «Ритц», что находился совсем рядом с ее ателье, окна бокового крыла отеля выходили на рю Камбон. В этом крыле во время войны она будет снимать номер с двумя маленькими комнатками.
А тогда Шанель поселилась в апартаментах с видом на Вандомскую площадь. Ириб составил ей компанию.
Чем он занимался? По-прежнему создавал предметы интерьера, рисовал едкие карикатуры, выдумывал рекламные слоганы и рисунки... А еще снова издавал журнал «Ле Темуен», причем на деньги фирмы «Духи Шанель». Почему на это пошли Вертхаймеры, неизвестно, тем более, Шанель поручила отстаивать свои права в фирме именно Ирибу, что тот делал без особого успеха. Возможно, именно для его успокоения и дали денег на журнал, пусть уж лучше карикатуры рисует, чем в судах права Шанель отстаивать.
Журнал (скорее, это была газета) имел резкий националистический уклон.
Дело в том, что родившийся в провинции Ириб мечтал стать настоящим парижанином, но ему никак не удавалось избавиться от акцента, стоило открыть рот, как любой мог сказать, что он испанец. А еще ему хотелось стать французом на 102 процента, хотелось, чтобы все забыли, что он «понаехал», как сейчас говорят.
Лучшая защита – это нападение. Поль Ириб нападал даже тогда, когда от него не защищались. Франция на краю гибели, нынешнее правительство ее погубит, а уж соседи тем более! И в «Темуене» появляются рисунки, на которых в образе гибнущей Франции легко узнать Коко Шанель. Рисунки довольно грубые, Франция на них то на кресте с обнаженной грудью, то в могиле, где ее засыпают землей, то на судилище, устроенном Рузвельтом, Чемберленом, Гитлером и Муссолини...
Как отнеслась к таким своим «похоронам» Шанель? Удивительно, но с одобрением, ее тронуло, что Поль изобразил именно ее в облике Марианны-Франции. Зато остальные были возмущены, Поль слишком откровенно вовлекал Шанель в политику. Но ей самой нравилось то, что делал Ириб, нравился возрожденный «Темуен», нравились рисунки Поля, резкость его суждений. Всем казалось, что она нашла художника, в котором патриотизм удачно сочетается с рационализмом, с коммерческой жилкой, вон как ему удаются рекламные плакаты...
