Пушкин сидел за письменным столом, но писать ничего не мог, даже не читалось. Какое творчество, если голова шла кругом. Писать невозможно уже которую неделю, но и не писать нельзя – жить будет совсем не на что. Хотя и так не на что…
Тихий стук в дверь заставил его поморщиться. Несомненно, это Наташа, но видеть никого не хотелось. Странно, он же видел, как она ушла спать.
Но в приоткрытую дверь проскользнула не она, а старшая из сестер – Екатерина. Вот уж кого видеть вообще хотелось меньше всех.
Плотно прикрыв дверь, Екатерина вдруг скользнула на колени перед Пушкиным:
– Александр, умоляю, не стреляйтесь с Жоржем! Вы погубите не только его и свою жизнь, но и много других.
Пушкин поморщился:
– Встаньте, Катрин, не стоит стоять перед мужчиной на коленях.
– Я готова на коленях вымаливать у вас отказ от дуэли! Я люблю Жоржа, понимаете, люблю.
– Охотно верю, его многие любят. Более того, знаю о плоде этой страсти.
Екатерина вскинула голову:
– Да, и от этого не отказываюсь. Вы погубите меня с моим ребенком и Ташу с вашими детьми. Как будущая мать, я умоляю вас как отца, знающего, что такое дети. Жорж достаточно наказан, он никак не ожидал за свой глупый флирт с Ташей получить столько переживаний. Поверьте, я постараюсь держать его в руках, он остепенится. Только дайте ему эту возможность.
Пушкин со вздохом поднялся:
– Встаньте, Катрин. Я отзову свой вызов, пусть Дантес женится на вас. Постарайтесь быть с ним счастливы, хотя, боюсь, это невозможно…
– Благодарю вас!
Екатерина выскользнула из кабинета Пушкина и почти сразу натолкнулась на Наташу, та приложила палец к губам, призывая к тишине. Пробрались в будуар Наташи.
– Ну что?
– Он согласился забрать вызов.
Пушкина перекрестилась:
– Слава богу!
«Графу В. А. Соллогубу.
Я не колеблюсь написать то, что могу заявить словесно. Я вызвал г-на Ж. Геккерна на дуэль, и он принял вызов. Не входя ни в какие объяснения. Я же прошу теперь господ свидетелей этого дела соблаговолить считать этот вызов как бы не имевшим места, узнав из толков в обществе, что г-н Жорж Геккерн решил объявить о своем намерении жениться на мадемуазель Гончаровой после дуэли! У меня нет никаких оснований приписывать его решение соображениям, недостойным благородного человека.
Прошу вас, граф, воспользоваться этим письмом так, как сочтете уместным. Примите уверения в моем совершенном почтении.
А. Пушкин».
Пушкин со вздохом перечел письмо, сложил, запечатал и отправил Владимиру Соллогубу. Это – отказ от дуэли, отказ всем в угоду – Жуковскому, друзьям, семье, Екатерине, вчера лившей слезы у его ног, даже государю.
Интересно, а Наташа поняла, какая каша заварилась из-за ее глупости? Едва ли. Перепугана, но себя считает невиновной, все время твердит одно и то же: «Я не сделала ничего дурного!» – словно замужней женщине пристало принимать ухаживания красавца-кавалергарда. Если Наташа не поняла – плохо, это значит, что неприятности еще будут. Но сейчас у Пушкина просто не было сил вести с женой задушевные беседы, пусть себе… Пока она перепугана, будет тиха, а потом как-то объяснятся.
В женитьбу Дантеса он не верил, поморочит Екатерине голову и найдет повод не ходить на собственное венчание. В этом Пушкин был готов биться об заклад, что он немного погодя и сделал.
В совершенно дурацком положении он окажется, если вызов отозван, а Дантес промедлит. Но думать об этом тоже не хотелось.
Секунданты были очень рады, немедленно были приняты соответствующие действия…
В ноябре дуэль не состоялась, она произошла в январе. А тогда смогли договориться секунданты. Осторожно, умно ведя переговоры, д’Аршиак доделал то, что не смог Жуковский и остальные.
Хотя сам Василий Андреевич внес еще один вклад в уговоры оскорбленного поэта – он пожаловался на Пушкина царю. Не сказать было невозможно, все же двухнедельное отсутствие наставника цесаревича незамеченным быть не могло, пришлось Жуковскому держать ответ, где это пропадал столько времени и чем занимался, тем более Петербург полнился слухами… Государь лично захотел поговорить с Пушкиным.
В доме княгини Волконской на Мойке в квартире Пушкиных сумрачно уже который день. Хозяин мрачен, сестры притихли, даже дети, словно чувствуя настроение взрослых, не шумели, как обычно.
17 ноября обед проходил молча и напряженно, Пушкин не глядел на свояченицу, словно и не было вчерашней мольбы на коленях, а та в ужасе гадала, помогло ли.
И вдруг слуга объявил о приходе д’Аршиака. Наталья Николаевна и сестры замерли, вытянувшись, Пушкин спокойно встал и вышел. Те полминуты, что Пушкин говорил с секундантом Дантеса в прихожей, показались всем вечностью. Неужели дуэль?! Как еще предотвратить? Теперь уже она готова сама идти к Дантесу и стоять перед ним на коленях, умоляя не стрелять в мужа, но хорошо понимала, что сделает Александр с ней самой даже за одно такое намерение, если узнает о нем.
Пушкин вернулся к обеденному столу с письмом в руке. Спокойно сел, распечатал конверт… Пробежал глазами послание, с насмешкой поднял глаза на свояченицу:
– Поздравляю вас, вы – невеста.
Екатерина нервно вздохнула, моргнула, стараясь сдержать брызнувшие из глаз слезы, и бросилась прочь из столовой. Натали, растерянно оглянувшись на мужа, метнулась следом… Азя не стала выбегать за сестрами, они остались с Пушкиным вдвоем.
– Вы тоже думаете, что на квартире Полетики ничего не было?
Азя даже вздрогнула от такого вопроса, но тут же заверила:
– Нет, нет! Таша приехала такой перепуганной. Когда изменяют мужу, так не волнуются.
Пушкин расхохотался:
– Откуда вам знать, как изменяют мужу?
– Вера Федоровна Вяземская сказала, что Таша примчалась к ней прямо с квартиры в таком состоянии, что за нее было страшно. Она действительно сильно испугалась Дантеса…
Лицо Пушкина вытянулось:
– Вяземская? Наташа поехала от Полетики к Вяземской и все ей рассказала?!
Александра поняла, что сказала лишнее, но деваться некуда:
– Их квартира всех ближе….
– Дал господь дуру в жены!
Пушкин тоже вышел из-за стола, заперся в кабинете. Он скрывал от друзей, он от всех скрывал, молча скрипел зубами, чтобы только не подумали о ней ничего дурного, а она сама заявилась прямо со свидания к Вяземской и все выложила! Хорошо, что та не болтушка, но наверняка же сказала мужу… Святая простота иногда граничит с глупостью, а та дорого обходится в свете.
Дантес после получения известия от Соллогуба действительно спешно отправился к Екатерине Ивановне Загряжской, как к старшей из родственников Гончаровой.
