– Позовите леди Дуглас, только быстро и тихо…
На дворе ночь, и леди Маргарита, конечно, спала, потому появилась не сразу, в пеньюаре, халате и ночном чепце:
– Что случилось?
Хотя и без объяснений ясно.
– У меня… кажется… схватки.
Потрогав живот Марии, Маргарита усмехнулась:
– Не кажется, а так и есть, и родите Вы скоро. Мы пока не будем никого будить, постарайтесь родить только с нашей с Анной помощью, если будут осложнения, тогда позовем Вашего аптекаря. И постарайтесь не кричать, чтобы не все в замке знали, что кто-то родился.
Анна уже тащила в спальню бадью с горячей водой и множество простыней.
Они действительно сделали все тихо, и только крик новорожденной девочки нарушил тишину замка. Но ее тут же забрала какая-то упитанная, крепкая молодая женщина, приложила к своей груди, и девочка замолчала.
Мария лежала, разметавшись по подушкам, она действительно не издала ни звука, кроме тихих коротких стонов. К ней подсела Маргарита Дуглас, похлопала по руке:
– Послушайте меня, мадам. Девочка родилась маленькая, думаю, немного раньше времени. Вы этого испугались? Ничего, грудь схватила жадно, сосет хорошо, значит, будет жить. Ей месяцев семь, но никак не четыре, как должно быть. Поэтому не в Ваших интересах, чтобы ребенка кто-то видел. Ее увезут, а вот если у Вас все закончится благополучно, я Вам скажу, где она.
– Но как я объясню исчезновение живота?
– Скажем, что этой ночью у Вас был неожиданный выкидыш… Все прошло так быстро, что мы никого не успели разбудить. И благодарите бога, чтобы все удалось скрыть…
– Спасибо… – прошептала Мария, заливаясь слезами.
– Полноте плакать, раньше надо было думать. Ну, ничего, у Вас есть сын… И еще будут дети.
На следующий день в дневнике ее секретаря появилась запись: у королевы случился выкидыш… кажется, две девочки…
Если считать со времени «похищения» Марии Босуэлом, то получалось недель двенадцать, даже в нынешнее время врачи не всегда берутся определить у двойняшек такого малого срока пол, а уж в почти полевых условиях…
Едва встав с постели после родов, Мария почувствовала себя ожившей. За то время, что прожила в Лохливене в заключении, она уже не раз задумывалась над тем, что дальше. Но сначала нужно было родить и как-то обмануть всех со сроками. И вдруг такая удача – родила раньше времени, так легко и просто, и ребенка забрали, устранив заботу еще и о нем. О том, что будет с девочкой, королева не задумывалась вовсе, она понимала, что леди Маргарита, сама родившая тринадцать детей, просто не сможет сделать ребенку что-то плохое.
Теперь главной задачей стало бежать самой! Большинство женщин после родов хорошеют. Если к тому же природа наградила их здоровьем и привлекательностью, то она расцветает еще ярче. Так и с Марией, ее очарование приумножилось. Совершенно не задумываясь о последствиях для других (когда это она о ком-то, кроме себя, думала?), Мария очаровала одного из своих охранников юного лорда Рутвена. Но воспользоваться чарами не успела, как только это заметили, его убрали из замка.
Предстояло искать нового помощника, готового не пожалеть самой своей жизни ради прекрасной Марии.
Легкий ветерок трепал выбившиеся из прически волосы, они лезли в лицо, но заправлять не хотелось. Мария лишь отвела тоненькую прядку рукой от глаз и вдруг замерла. К острову приближалась лодка. Это не была обычная лодка со стражей или продовольствием, плыл явно кто-то важный, но стараясь не привлекать к себе внимания. Сердце дрогнуло: может, это Джеймс? Леди Дуглас говорила, что сын возвращается в Шотландию. Меррей был в Лондоне и наверняка общался с королевой Елизаветой. Если английская королева настроена спасать свою родственницу, то Джеймс должен ей помогать.
Марию ничуть не смущало то, что она надеется на помощь двух своих заклятых врагов, причем в душе она прекрасно понимала, что, освободившись из плена, не успокоится и тому же Джеймсу не поздоровится из-за всех перенесенных ею страданий!
Но сейчас помощь Джеймса Стюарта была нужна, и Мария вглядывалась в приближающуюся лодку с надеждой. Казалось, гребцы взмахивают веслами еле-еле. Ну что же они такие медлительные?! Гребок, еще гребок… Прошло немало времени, пока лодка пристала к маленькому причалу Лохливена. Но вышли из нее на берег не Джеймс Стюарт, а Мелвилл и Линдсей. Тоже неплохо, Мелвилла наверняка настроила Елизавета Английская. Спускаясь со стены в замок, Мария размышляла, чего ждать от этого визита, и решила, что Мелвилл даже лучше Джеймса Стюарта.
Лишь поприветствовав леди Дуглас и поблагодарив за гостеприимство, прибывшие попросили разговор в узком кругу:
– Ваше Величество, мы привезли кое-какие очень важные бумаги.
– И сведения! – с нажимом добавил Линдсей.
– Боюсь, милорды, что у меня нет выбора, даже если бы я не желала с вами разговаривать, то пришлось. Но я рада вас видеть.
Мелвилл поморщился: к чему язвить, если по уши в дерьме? Лучше бы сидела тихо и на все соглашалась, может, и корону не потеряла бы.
– Мадам, позвольте выразить сочувствие в связи с Вашей потерей…
Она даже не в первое мгновение сообразила, что он о якобы выкидыше. Это мгновенное замешательство не заметил Линдсей, но оно не укрылось от Мелвилла, привыкшего улавливать и куда менее явные выражения чувств у тех, кто не хотел бы свои эмоции выдавать.
– Теперь к делу. Чтобы не терять времени и не утомлять Вас зря после столь тяжелого происшествия (но теперь Мария уже была наготове, не дрогнула), предупрежу сразу: серебряный ларец с Вашими бумагами у нас.
Пауза была дана для того, чтобы Мария успела поверить в сказанное. У нее действительно перехватило дыхание, даже рука потянулась к горлу. Мелвилл выждал и усмехнулся:
– Полагаю, не стоит объяснять, что преданные огласке некоторые бумаги, написанные либо подписанные Вашей рукой, могут вызвать слишком негативную реакцию во всем мире? Заметьте, я сейчас не веду речь о Шотландии, где народ и так требует Вас, простите, сжечь, как прелюбодейку и соучастницу в убийстве.
С такой скоростью ее мысли, наверное, никогда не проносились в голове. Мария все успела просчитать мгновенно. Босуэл схитрил, он не доверял никому, даже ей, а потому нашел способ выманить действительно изобличающие ее письма и некоторые не менее важные бумаги, показывать которые никому нельзя (и зачем хранила?), и куда-то спрятал. Неужели это он выдал?! Но это означало, что сам Босуэл уже схвачен! И если он выдал компрометирующие письма, то не станет скрывать ее роли во всем остальном. Это не Шателяр, чтобы брать всю вину на себя!
И вдруг ее осенила догадка: если бы у лордов были просто обвинения, даже подтвержденные самыми страшными бумагами, они сюда бы не явились! Если Мелвилл и Линдсей здесь, значит, не все потеряно, они что-то хотят предложить. Что ж, поторгуемся. Она готова милостиво простить бунтовщиков (пока) и даже призывающего сжечь ее на костре Джона Нокса (все равно ничего поделать с ним нельзя), но за это потребует многих уступок. Никакого Джеймса Стюарта в стране, пусть остается на содержании у Елизаветы Английской! Босуэла простить и отпустить на все четыре стороны (она уже успела отвыкнуть от его горячих рук и вполне могла обходиться без него), чтобы не наговорил чего лишнего. Лучше, если он уедет в Америку, туда шотландское и какое другое правосудие не доберется. Если этого нельзя сделать открыто, то нужно устроить ему побег!
