Но тогда до этого было еще очень далеко, во Франции правил король Людовик XV, а его фаворитка маркиза де Помпадур рассматривала предложения первого дворянина королевских покоев герцога де Жевра по организации празднеств по поводу новой женитьбы дофина.
Очень много времени и сил требовали театральные репетиции. Спектакли проходили с завидной регулярностью и частотой, а их вдохновительница и организатор просто сбивалась с ног. Зато это была прекрасная возможность развлечь короля и блеснуть самой.
Далеко не всем пришлась по душе деятельность фаворитки, напротив, гораздо большему числу придворных она встала поперек горла, многие почувствовали себя ненужными, ведь в театр из-за небольшого количества мест приглашали далеко не всех, парадные приемы король теперь устраивал реже, только по необходимости, многие жесткие правила этикета теперь не соблюдались.
Старики ворчали, что вот-вот его величество начнет отменять и должности, а это была уже катастрофа. Как же можно жить, если не нужно вставать чуть свет и топтаться в приемной короля, чтобы согласно своему должностному праву надеть на правую ногу короля туфлю? Или (страшно подумать!) доверить ночной горшок его величества слугам?! Кроме престижа должности давали еще и хороший доход и надежду повысить его, став, например, держателем королевского чулка вместо держателя королевской трости или третьим смотрителем ночного горшка вместо первого.
Разрушить этикет значило разрушить саму систему ценностей «этой страны», а любое разрушение чревато крупными неприятностями. И кто во всем виноват? Новая фаворитка, потому что она из Парижа, для нее «эта страна» чужая, как и сама новоиспеченная маркиза для двора. И никогда не станет своей, потому что родилась и выросла в Париже, а не в Версале, не впитала уважение к этикету и преклонение перед ним с молоком матери, а потому ненавистна всем придворным.
Ничего, что она пока соблюдает все правила и весьма четко, не за горами время, когда эта буржуа начнет их изменять. Все ее действия просто кричат об этом. Завести театр прямо во дворце и заставить играть в пьесках придворных, словно актеришек! Дамы прижимали ладони к щекам, стараясь, чтобы слой пудры не осыпался или не отвалился кусками, шепотом ахали, делая круглые глаза. Гримасничать нужно было осторожно, вообще в Версале не полагалось открыто выражать свои эмоции, смеяться можно только прикрывшись веером и тихонько, разговаривать едва разжимая губы, вполголоса… Неудивительно, черные зубы и дурной запах изо рта иначе не скроешь.
Конечно, менять правила этикета Жанна не собиралась, пока, во всяком случае, но отношения к ней завсегдатаев «этой страны» это не меняло. Она – буржуа и влиять на короля может только отрицательно – таков был вердикт придворных!
Против маркизы с первого дня стали складываться самые разные группировки, иногда в них оказывались люди, которым она не только не сделала ничего плохого, но и помогла.
Слуга Жером с самого утра был не просто на ногах, а в мыле. И не он один, когда у хозяина неприятности, и довольно крупные, покоя нет никому, даже тем, кто от него довольно далеко, а уж ближним слугам доставалось сполна.
Герцог д’Аржансон был столь взбешен, что попросту оторвал кружева на своем рукаве! Король объявил о его отставке и замене на ставленника Париса де Монмартеля маркиза де Пюизье. Герцог ни на минуту не усомнился, чьих это рук, вернее язычка, дело. Конечно, виновата маркиза де Помпадур, которую он всегда считал выскочкой, недостойной не только распоряжаться чем-то при дворе, но и вообще при нем появляться. В «этой стране» не место буржуа!
Если честно, то д’Аржансон прекрасно знал, что маркиза здесь вовсе ни при чем, но предпочитал думать, что именно она виновата в столь крупных неприятностях, постигших его. А уж думать о том, какое удовольствие ненавистной маркизе принесло сообщение о его отставке, герцог не мог вовсе, сразу начинали болеть зубы.
Что себе возомнила эта бабенка из Парижа?! Если ей когда-то удалось влезть в постель короля, не следует, что она может диктовать свою волю и свой вкус двору. Подумать только, низкородная буржуа, дочь бывшего лакея посмела встать вровень с аристократами и даже подчинить их своей воле. Смотреть не на что, ни фигуры, ни внешности, а туда же!
И снова герцог лукавил сам с собой, маркиза была хороша, очень грациозна и прекрасно сложена. Конечно, были и красивей, но не было столь же утонченной, столь же умеющей себя преподнести, очаровать и околдовать. Все оказавшиеся рядом подпадали под чары маркизы де Помпадур, но вынуждены были признавать, что это не только женские чары, но и чары умной, прекрасно образованной, много знающей актрисы.
А д’Аржансон имел вескую причину ненавидеть маркизу не только потому, что под ее влиянием находился король, но и потому, что самому герцогу в свое время не удалось очаровать тогдашнюю мадам д’Этиоль. Тех, кого не смогли победить, обычно ненавидят. Ненависть герцога была столь же сильна, сколь он сам умен и хитер. Нажить себе врага в лице бывшего министра иностранных дел очень опасно, но Жанна предпочитала этого не замечать.
Зря, потому что герцог нашел совершенно неожиданную союзницу в окружении фаворитки, тем более неожиданную, что она была близкой подругой маркизы де Помпадур…
Но фаворитку вовсе не занимало положение герцога д’Аржансона, ни бывшего министром иностранных дел, ни переставшего им быть. Жанна придумала новое развлечение для короля, у которого приступы меланхолии стали ужасающе постоянными. Она вспомнила о театре.
Ездить на представления из Версаля в Париж было не только неудобно, но и почти бессмысленно. Каждое появление короля в своей ложе вызывало ненужный ажиотаж, к тому же парижане вовсе не были в восторге от появления рядом с ним фаворитки, как и от ее появления вообще. Жанне становилось все труднее развлекать короля и не скучать самой.
Его величество, как капризный ребенок, все время ожидал сюрпризов, одаривая любовницу дорогими подарками вроде все новых и новых замков и домов в Париже и окрестностях, он ждал от маркизы искрометного юмора, интересных бесед, всезнайства, бесконечных развлечений, совершенно не задумываясь, когда она должна все успевать.
Жанне становилось все труднее придумывать для короля праздники, разбираться с министрами, вникать в строительство или обновление интерьеров зданий, принимать множество прошений ежедневно… заниматься действительно тысячей и одним делом и при этом выглядеть веселой, красивой, доброжелательной… Она не имела права быть не в настроении, на что-то пожаловаться, оказаться не в состоянии остроумно поддержать беседу, просто плохо себя чувствовать или быть не в духе. Фаворитка должна была соответствовать, соответствовать и соответствовать. То, что легко прощалось другим, могло стоить фаворитке ее места, потому Жанна не жила, а существовала в непрерывном старании быть лучше всех. Прежде всего это делалось для Людовика. Жанна прекрасно понимала, что малейший ее промах скажется на короле, а ее успехи приятны Людовику.
Шли месяцы, складывались в годы, а его величество не только не собирался избавляться от фаворитки, но и все больше попадал под ее влияние!
