– Никто не собирается отчитывать слуг, для этого есть мажордом, но вот с ним говорить некому, и проверять счета расходов на дворец тоже. Ты знаешь, что слуги меняют свечи даже в тех комнатах, где их вообще не зажигали? То есть новые свечи выбрасывают и ставят на их место точно такие же, а неиспользованные просто выбрасывают. На каждом шагу можно встретить валяющиеся метелки, перчатки ливрейных лакеев, какие-то замшевые тряпки… Они убираются с глаз долой перед приходом гостей, но не приводятся в порядок, а просто выбрасываются.
– И ты собираешься всем этим заниматься? Метелками, перчатками, тряпками…
– Нет, дорогая, – принц все-таки залез в постель, так и не задув свечу, – я собираюсь заняться бездельником мажордомом и счетами.
– Хорошо…
Принц начал с малого, конечно, не с тряпок и щеток, но постепенного вмешательства в жизнь своей супруги и всего королевства.
Но если доверить ему часть забот о Букингемском дворце Виктория еще могла, то в дела допускать по-прежнему не собиралась. Кто знает, как повернуло бы, но многое изменилось после двух событий, между собой не связанных, однако, оказавших большой влияние на жизнь Альберта.
Принц-консорт
Виктория рвала и метала, она была раздражена до крайности.
– Дорогая, что случилось? Снова тори?
Шутка не удалась, взгляд у жены бешенный.
– Я беременна!
– Вик… ты?! – Альберт почти задохнулся от восторга.
– Да, в этом уже нет сомнений! – королева едва не плакала от досады.
Альберт вдруг опустился перед женой на колени, осторожно прижал руки к ее еще совсем незаметному даже через тонкую ткань ночной рубашки животу:
– У нас будет ребенок? Вик, дорогая, я так счастлив…
Она опомнилась. Да, конечно, это счастье, наверное, счастье. Ребенок… Дети… Внутри что-то подсказало: сопливые, орущие младенцы… А еще эта беременность! Бесформенная фигура, неуклюжая походка, тошнота… Ужас!
Альберт подхватил жену на руки, отнес в постель.
– Вик, неужели ты расстроена? Чем?
– Я стану толстой и бесформенной.
– Ты будешь толстенькой, кругленькой, потому что внутри тебя будет расти… уже растет маленькое существо.
– Родится орущий младенец.
– Родится очаровательный малыш, похожий на маму, с открытым ротиком и голубыми глазками…
– Ты перестанешь любить меня и будешь заглядываться на других дам с тонкой талией…
– Я буду любить тебя, как мать моих детей, и мне не важно, какая у тебя талия.
– Ты правда любишь меня?
В голосе почти отчаянье и слезы…
Он склонился над ней:
– Люблю… – Поцелуй легким прикосновением, словно дразня, обычно после этого она сама впивалась ему в губы, но на сей раз он не позволил, чуть отстранился. Глаза смотрели в глаза. – И теперь в два раза сильнее, потому что вас двое.
Тихий счастливый смех мужа заставил Викторию забыть все страхи перед орущими младенцами. И все же она строптиво возразила:
– Но детей не будем много!
– Нет-нет, что ты! Не больше десятка.
– Что?! Десятка?!
Дальше возмущаться было невозможно, Альберт просто сгреб в охапку свою строптивую женушку и закрыл ей рот поцелуем. Она мысленно вздохнула, ради вот таких поцелуев Виктория, кажется, была согласна и с десятком беременностей…
Десятка не получилось, чуть-чуть не дотянули, но девять здоровых детей у них было.
В это же время разразился новый правительственный кризис. Виги все же проиграли выборы, и теперь ничто не могло помешать тори сформировать свое правительство, а лорд Мельбурн, несомненно, должен уйти в отставку.
Виктория понимала, что второй раз на ее уловку Роберт Пил не попадется. С Мельбурном придется попрощаться. Вместе с муками из-за беременности это вызывало у нее такие приступы ярости, что Альберт серьезно опасался за состояние жены.
– Ну что ты, дорогая? Лорд Мельбурн останется твоим другом, ты не сможешь проводить с ним по полдня, но будешь переписываться. Знаешь, иногда при письме сам начинаешь лучше понимать то, о чем пишешь.
Это было слабым утешением, но Виктория уцепилась хотя бы за такую возможность советоваться с лордом Мельбурном.
Для Альберта эти два события значили очень много. Хотя беременная Виктория временами была просто невыносимой, капризной, резкой, даже злой, муж прощал такие срывы, списывая на ее состояние. Зато ожидание наследника (или наследницы) вынудило парламент принять решение по поводу положения принца. Он стал принцем-консортом и регентом будущего наследника в случае смерти королевы.
Решение в парламенте прошло на удивление легко, принц уже доказал, что вмешиваться в политику не собирается и замещать собой королеву тоже. К тому же, пришедшие к власти тори готовы были дать Альберту требуемое хотя бы в пику уходящим вигам.
Изменение состояния Виктории привело к тому, что она как-то довольно легко согласилась на замену большей части своих придворных дам, с чем так воевала в предыдущий раз с сэром Робертом Пилом.
Переговоры прошли непросто, но их мастерски провел Альберт. Принцу, не замеченному в пристрастии ни к одной из партий, удалось наладить хорошие отношения с премьер-министром, а Виктория вдруг осознала одну важную вещь: ее муж не просто красивый и образованный молодой человек, он неплохой и разумный политик! Это было очень важно, теперь королева не могла по малейшему поводу советоваться с лордом Мельбурном, но и не желала делать этого с Робертом Пилом, значит, она будет советоваться с Альбертом!
Приняв такое решение, Виктория даже замерла от неожиданности. Почему же она раньше этого не делала?! Рядом все время находился разумный, любящий и любимый человек, предлагавший свою поддержку и помощь, а она так глупо отвергала эти предложения!
– Альберт, дорогой, теперь ты будешь моим ближайшим советчиком во всем!
Муж сумел скрыть изумление. Неужели только удачно проведенные переговоры с Пилом и удаление Мельбурна открыли жене глаза на его желание помочь?
В Букингемском дворце суета – у королевы начались роды. И хотя большинство старались делать вид, что об этом даже не подозревают, шептались по всем углам.
21 ноября 1840 года было ветрено и дождливо, непогода на улице, казалось, добавляла тревоги за состояние ее величества. Роды начались на две недели раньше срока и были тяжелыми.
В гостиной нетерпеливо выхаживал премьер-министр Роберт Пил, время от времени останавливаясь перед архиепископом Кентерберийским, словно о чем-то вопрошая. На это архиепископ лишь разводил руками:
– Все в руках Божьих.
Конечно, это понимали все, но уж очень тяжелым было ожидание. Роды королевы начались раньше времени и длились уже двенадцатый час. Так мог измучиться кто угодно, а Виктория не столь крепка здоровьем.
