А тем временем в саду Дороти, отталкиваясь от земли носком
туфли, заставляла качели бесшумно раскачиваться.
– Я все еще не могу поверить в это, – сказала она; в ее
голосе слышались одновременно отчаяние и возбуждение. – Мама – внучка
герцогини! Что это означает для нас, Тори? Значит ли это, что у нас есть
титулы?
Виктория искоса взглянула на нее.
– Да. Это значит, что мы – бедные родственники.
И это было правдой, ибо, несмотря на то что благодарные
сельские жители, которых в течение многих лет лечил Патрик Ситон, любили и
ценили его, они редко имели возможность расплачиваться деньгами, и он никогда
не настаивал на этом.
Вместо этого они платили теми товарами и услугами, которые
были им под силу, – мясом, рыбой, дичью для его стола, ремонтом его дома и
коляски, свежими булочками и корзинками, полными сочных ягод.
В результате семейство Ситон никогда не испытывало нужды в
продуктах, зато денег всегда не хватало, что было заметно хотя бы по тому, что
и Дороти, и Виктория носили не единожды штопанные платья нефабричной покраски.
Даже дом, в котором они жили, был предоставлен им местной
общиной, так же как дом досточтимого Милби, местного пастора. Жилье
предоставлялось им в обмен на медицинские и пасторские услуги.
Дороти проигнорировала резонное замечание Виктории по поводу
их статуса и мечтательно продолжала:
– Наш кузен – герцог, а прабабушка – герцогиня! Я все еще не
могу в это поверить, а ты?
– Я всегда считала, что с мамой связана какая-то тайна, –
отвечала Виктория, удерживая слезы одиночества и отчаяния, туманившие ее синие
глаза. – Теперь тайна раскрыта.
– Какая тайна?
Виктория заколебалась; ее карандаш застыл над альбомом.
– Я просто имела в виду, что мама решительно отличалась от
всех других женщин, которых я знала.
– Пожалуй, так, – согласилась Дороти и примолкла. Виктория
обозревала рисунок в альбоме, лежавшем у нее на коленях, и перед ее
затуманенным взором сливались воедино тонкие линии изящно изогнутых роз,
которые она рисовала, вспоминая прошедшее лето.
Тайна раскрыта. Теперь объяснялись многие вещи, которые
раньше озадачивали и беспокоили ее. Теперь она поняла, почему мать всегда
держалась несколько неестественно при встречах с другими женщинами деревни,
почему она всегда разговаривала тоном английской аристократки и упорно
настаивала, чтобы Виктория и Дороти делали, хотя бы в ее присутствии, то же
самое.
Ее генеалогия объясняет, почему девочки должны были выучиться
читать и говорить по-французски. Получила объяснение и ее несовместимая с их
жизнью утонченность. Отчасти стало понятно и странное, задумчивое выражение,
появлявшееся на ее лице в тех редких случаях, когда Кэтрин Ситон упоминала
Англию.
Возможно, происхождением объяснялась и странная сдержанность
матери в отношениях с собственным мужем: она относилась к нему с мягкой
любезностью, не более того. При этом для постороннего глаза она была примерной
супругой. Она никогда не скандалила с мужем, никогда не жаловалась на нужду.
Виктория давным-давно простила мать за то, что она не любила отца. А теперь,
когда Виктория узнала, что мать, должно быть, росла в роскоши, она даже скорее
восхищалась ее безропотностью и силой духа.
Доктор Морисон прошел в сад и одарил девушек обезоруживающей
улыбкой.
– Я подготовил письма и отошлю их завтра. Если нам повезет,
то месяца через три, а возможно, и раньше, мы получим ответ от ваших родных. –
И он снова улыбнулся сестрам, довольный той ролью, которую был призван сыграть в
воссоединении их с благородными английскими родственниками.
– Ну и что они могут предпринять, когда получат ваши письма,
как вы думаете, доктор? – поинтересовалась Дороти.
Доктор Морисон погладил ее по головке и, прищурив глаза от
яркого солнца, напряг свое воображение.
– Полагаю, они будут поражены, но не подадут вида. Я слышал,
что в высших слоях английского общества не любят проявлять свои эмоции на
людях. Как только они прочитают письма, то, вероятно, пошлют друг другу
вежливые весточки, а затем один из них нанесет визит другому, чтобы обсудить
вопрос о вашем будущем. Дворецкий принесет чай…
Разрабатывая этот великолепный сценарий, доктор не
переставал улыбаться. Мысленно он уже представлял себе двух благовоспитанных
английских аристократов – состоятельных добрых людей, которые встретятся в
элегантной гостиной, чтобы выпить чаю, принесенного им на серебряном подносе. А
уж после займутся обсуждением будущего до той поры неизвестных им, но все равно
нежно любимых молоденьких родственниц.
Поскольку герцог Атертон и герцогиня Клермонт являются
дальними родственниками Кэтрин, они, безусловно, должны быть друзьями,
союзниками…
Глава 3
– Ее светлость вдовствующая герцогиня Клермонт, – величаво
провозгласил дворецкий, стоявший у входа в гостиную, где восседал Чарльз
Филдинг, герцог Атертон. Дворецкий отступил в сторону и пропустил
представительную пожилую особу, за которой следовал обеспокоенного вида
поверенный. Чарльз Филдинг посмотрел на гостью, и его проницательные карие
глаза зажглись ненавистью.
– Не трудитесь вставать, Атертон, – иронически бросила
герцогиня, пронзив его столь же «доброжелательным» взглядом, когда он
преднамеренно с вызывающим видом остался сидеть.
Не пошевельнувшись, в мертвой тишине, он продолжал смотреть
на нее. В свои пятьдесят с лишком Чарльз Филдинг все еще выглядел
привлекательным мужчиной с густой шевелюрой с проседью и карими глазами, однако
болезнь не прошла для него бесследно. Для своего роста он казался чересчур
худым, а лицо его избороздили глубокие морщины, свидетельствовавшие о
напряжении и усталости. Не дождавшись на свое появление никакой реакции,
герцогиня повернулась к дворецкому.
– Здесь слишком жарко! – заявила она, постучав тростью,
отделанной драгоценными камнями, по полу. – Раздвиньте шторы и проветрите
комнату.
– Не трогайте! – рявкнул Чарльз; в его голосе кипело
отвращение.
Герцогиня бросила в его сторону испепеляющий взгляд.
– Я приехала сюда вовсе не для того, чтобы задохнуться от
нехватки воздуха, – зловеще предупредила она.
– Тогда уходите.
Ее тонкая фигура застыла воплощением ярости, вся будто бы
состоящая из прямых линий.
– Я прибыла сюда не для того, чтобы задохнуться, – повторила
она сквозь плотно стиснутые зубы. – Я приехала, чтобы проинформировать вас о
своем решении насчет девочек Кэтрин.
