Беспокоятся все — и воеводы, и простые киевляне, только дружинники князя не волнуются, куда скажет, туда и пойдут.
Глава 60
Горена вскинулась в тревоге — на дворе заржали кони, но почти сразу все затихло. Где-то в ночи лаяла собака, к ней то присоединялись другие, то голос защитницы двора оставался в тишине один. Собаки — верные помощники что в доме, что на охоте, они чуют опасность и всегда дадут знать о ней хозяину. Сивый в их дворе молчал, значит, коней просто потревожило что-то маленькое, может, мышь пробежала, может, птица ночная пролетела. Горена вздохнула и повернулась на другой бок, до света еще далеко, можно поспать. Но сон не шел, мысли, одна другой беспокойнее, лезли в голову.
Киев заполонили вои, город полнился слухами о скором походе, только никто не ведал, куда направит свои легкие шаги князь Святослав. Князь стремителен, его любят дружинники и боятся враги. Что он задумал на сей раз? Князь Игорь удачно воевал греков, взял с них хорошую дань, не положив ни одной русской жизни, степняки почти не беспокоят Киев. Куда же собрался князь Святослав?
Женщина снова вздохнула, сон не шел, не отпускали тревожные мысли. Конечно, поход — это добыча, из него вои возвращались с золотом и паволоками, но могли ведь и не вернуться. Кто знает, как лучше: остаться в Киеве и мирно трудиться или пойти с князем, чтоб в случае удачи привезти злато, а в случае неудачи сложить голову? Ее Микула собрался с воями, хотя и не дружинник. Молодого князя любят все мужчины, а его разумную мать все женщины. Князь воюет, а княгиня управляется с делами на Руси, так повелось с тех пор, как княгиней стала Ольга, все привыкли. У княгини умная голова, не всякий мужчина так сможет распорядиться, это чувствуют и подчиняются не только слову — взгляду ее. Никого не удивляло, когда она появлялась рядом с князем не только на людях, но и перед послами других стран, она женщина-правительница, это всякому видно. Уйдет князь Святослав в поход, за него останется в Киеве править мать.
И ничего, что живет больше в Вышгороде, снова наедет в стольный град, распорядится как надо, не останется Киев без княжьего ока. Хорошо, когда, уходя в дальние края, мужчина может оставить дома разумную женщину. Княгиню ставят в пример своим дочерям все матери, мол, смотри, как надо, учись быть и хозяйкой, и правительницей, и красивой женщиной. У нее два сына, а другие княжьи жены смогли родить только дочек.
Горена улыбнулась своим мыслям, старший князь давно уж Святослав, он похож больше на мать, чем на отца. Младший Улеб, тот копия князя Игоря. Князья разные — Святослав воин, ему тошно сидеть в Киеве без рати, а Улеб, наоборот, лучше бы правил, как княгиня. Как повернуло, тот, что похож на мать, норовом вышел в отца, а младший напротив. Мысли женщины вернулись к своим сыновьям. Их тоже двое, оба похожи на мужа, оба еще малы, чтобы отправляться в поход, но чуть что хватаются за детские деревянные мечи, вырезанные отцом. Горене, как любой женщине, страшна рать, она несет опасения за любимых людей. И почему люди не могут жить без рати? Земли много, зверья много, трудись себе, расти детей, так нет ведь, налезают друг на дружку. Зачем водит в походы свою дружину князь Святослав? Степняки давно не ходят до Киева, разве что нападают на полуденные земли Руси, но Горене нет дела до этих земель. Киевлянка вдруг подумала, что ей-то нет, а князю, должно быть, есть дело, это же его земля, там тоже живут русичи, он должен их защищать.
Рядом заворочался муж, видно, разбудила-таки своими вздохами, обхватил жену покрепче сильными руками, что-то замычал спросонья. Горена уткнулась носом в его плечо, вдохнула запах крепкого мужского пота и вдруг подумала: а как у князей? Неужто так же? Неужто и княгиня Ольга вот так к утру прижималась к мужу? Стало почему-то смешно, наверное, да, иначе откуда бы взяться Святославу и Улебу? Не сдержавшись, Горена хмыкнула. Муж вскинулся:
— Ты чего?
— Так, помыслилось….
— Что?
Горене не хотелось отвечать, но она не смогла сдержаться и хмыкнула снова, Микула проснулся окончательно. Пришлось объяснять, что помыслилось. Муж сначала не мог взять в толк, что это жене взбрело думать о князьях среди ночи, но потом развеселился тоже:
— А как же, они, чай, тоже люди….
Больше не спали, когда сначала с хрипотцой, а потом веселее подал голос первый петух и ему ответили в разных концах города другие, уже более голосистые, раскрасневшаяся от мужниных ласк Горена вздохнула:
— Вставать пора. А князья небось спят еще и сладкие сны видят.
Микула возразил:
— Святослав не спит, тот уж давно на коне.
Горена улыбнулась, и впрямь, князь у них точно и не спит вовсе, с первыми петухами уже на ногах, а свеча в его окне в тереме горит и за полночь. Беспокойный у них князь, но отличный вой, дружина его любит.
Через девять месяцев у Горены родится сын, которого она назовет в честь не вернувшегося из похода отца Микулой. Микула-младший станет служить верой и правдой сыну князя Святослава Владимиру, получит от него многие награды и будет основателем большого рода.
Микула был прав, князь Святослав уже не спал, ему не давали покоя мысли о предстоящем походе. Для себя он уже все решил и теперь думал только о том, оставлять ли Свенельда с дружиной в Киеве или звать с собой.
Глава 61
Хазарский поход Святослава требует особых пояснений. Князь Святослав был горяч и разумен одновременно, его полководческие решения ставили в тупик признанных военачальников Византии и всех, с кем князь воевал. Так и с Хазарией.
Ко времени выхода Святослава на мировую арену Хазария уже была не та, что при князьях Олеге и Игоре, ее значительно ослабил отказ славянских племен платить дань, постоянные войны с Арабским халифатом, стычки с печенегами, а главное, свой собственный раскол. Еще в VIII веке основная часть населения приняла ислам, а немного позже верхушка власти — иудаизм. В этом не было бы такой уж беды, но иудаизм хазар в отличие от основополагающего ислама не запрещал проповедовать. И хазары стали не просто учить своей вере, а насаждать ее. Нетерпимость породила нетерпимость. Это привело к полному неприятию иудаизма как соседями, так и завоеванными племенами. Одно дело платить дань, понимая, что тот, кому платишь, просто сильнее или воинственнее, и совсем другое — испытывать давление в вопросах веры.
Когда начался упадок великого каганата? Когда на его территорию в VIII веке вторгся брат арабского халифа Мерван с огромным стотысячным войском? Или когда в самом каганате власть разделилась надвое — в IX веке подняли мятеж хазарские беки, и Обадий провозгласил себя царем, а кагану оставил только призрачную тень духовной власти? С тех пор каган сидел в своем роскошном дворце взаперти, появляясь на людях только в исключительных случаях, настоящая же власть в стране принадлежала царям, которые, начиная с Обадия, насаждали иудейскую веру как среди своих соплеменников, так и среди покоренных племен. Даже столица разделилась надвое, у иудеев и мусульман отдельными были не просто кварталы, а рынки, суды, кладбища…
